— Фантастика, — говорю я. — И завтра ко мне приедет электрик.
— Слава богу. Я так чертовски устал от теплых напитков.
Том Тернер — единственный электрик в Гримстоуне, так что я надеюсь, он знает, что делает. И берет не слишком дорого. Сомневаюсь, что он принимает починку забора за плату — или поцелуи по обоюдному согласию.
У меня горит лицо. Джуд замечает это, и внезапно его глаза начинают шарить повсюду в поисках улик.
— Чьи это штаны?
Блять.
— Дейна. И вытащи свои грязные мысли из сточной канавы. Мои шорты были в крови.
— Чья кровь? — спрашивает Джуд, замирая. Джуд терпеть не может запекшуюся кровь любого вида. Он практически вегетарианец, и не только из-за лени.
— Моя, — признаю я. — Я порезала ногу.
— Дай-ка посмотреть.
— Нет, тебе не нужно видеть, это вот здесь, на моем…
— Дай-ка я посмотрю, — настаивает Джуд.
Я наблюдаю за его лицом, пока спускаю штаны Дейна, беспокоясь, что его может стошнить от одного вида швов.
Конечно же, тот слабый румянец, что был на его щеках, исчезает. Он облизывает губы.
— Он сделал это с тобой?
— Швы? Да.
Джуд смотрит на длинную рану на внутренней стороне моего бедра.
— Я в порядке, — говорю я, подтягивая штаны. — Мне даже больше не больно.
Джуд моргает.
— Этот ублюдок… Он, наверное, боялся, что ты подашь на него в суд.
— За что? Я та, поранила себя молотком.
— На его территории. Работая на него.
— Это наш новый план? — я фыркаю. — Мы собираемся разбогатеть, подавая иски о компенсации работникам?
— Что ж, ты выбрала правильного парня, который будет настаивать на судебном процессе. Он чертовски богат, не так ли?
— Да. Очевидно, его брат владеет «Монархом».
— Хотел бы я, чтобы наши родители были такими богатыми, какими они себя считали. — Джуд дуется.
— Не так сильно, как я.
После смерти моих родителей мы с Джудом узнали, что на самом деле им никогда не принадлежал наш прекрасный, яркий особняк в колониальном стиле в Гарден-Дистрикт в Новом Орлеане. Он всегда принадлежал милой пожилой леди по имени Бренда, которая дала нам ровно тридцать дней на скорбь, а затем сообщила, сколько мы должны за аренду, включая просроченную задолженность.
Трастовый фонд моего отца был на исходе. У моей матери никогда не было денег; она была просто чертовски великолепна. Ее воспитывали так, чтобы она вышла замуж за богатого, и она вышла — хотя и не такого богатого, как думала.
К тому времени, когда мы выплатили все долги и отложили то, что нам было нужно, чтобы Джуд мог остаться в своей частной школе, денег едва хватало на половину арендной платы за дешевую квартиру. Я устроилась на работу в малярную бригаду уже на следующий день. Мне было восемнадцать лет. Меня даже ни разу не целовали.
— Не бери в голову, — говорю я Джуду. — Я зарядила свой ноутбук от аккумулятора, хочешь посмотреть фильм сегодня вечером?
Джуд улыбается.
— У меня есть кое-что получше этого.
Он выводит меня в сад за домом, заросший кустами ежевики и тыквенными лозами. Он установил пару шатких садовых стульев и прикрепил простыню к задней стене дома. Проектор стоит на трех тонких ножках, четвертая сторона опирается на книги.
— У Эрни был генератор! — радостно говорит Джуд. — Мне потребовалось всего пару часов, чтобы заставить его снова работать.
Он заводит его. Генератор с ревом оживает, выплевывая черный дым и вонь бензина.
— Немного громко для фильма, не так ли? — я перекрикиваю шум.
— Вот почему я это построил, — Джуд хлопает по коробке, набитой подушками.
Его импровизированная звукоизоляция работает достаточно хорошо, чтобы мы могли слышать большинство реплик Хана в «Возвращении джедая». Во всяком случае, Джуд выкрикивает все лучшие из них.
Персонажи образуют призрачные фигуры на нашей стене, их лица искажены складками простыни. Мотыльки порхают над объективом проектора, отбрасывая на наш фильм тени, которые в тысячу раз больше.
Мой брат на удивление бережно относится к ране на моей ноге, настаивая на том, чтобы положить мою ногу на подушки и укутать плечи одеялом. Он даже разводит небольшой костер, чтобы мы могли поджарить зефир.
— Джуд, — говорю я после того, как съедаю около сотни бутербродов. — Это действительно вкусно.
— Я знаю, — он самодовольно откидывается на подушки. — Я сделал доброе дело.
— Ну, не будь слишком самоуверенным, у тебя шоколад на лице.
— Нет, у меня его нет, — говорит он с надменным видом.
Я смеюсь, потому что у него точно есть — большая полоска на носу.