Сначала возьми себя в руки, а потом действуй…
Я представляю, как мой отец произносит эти слова. Я бы предпочла думать о нем спокойно и ободряюще, вместо того чтобы вспоминать его ужасное белое, застывшее лицо.
Я представляю, как в уголках его глаз собрались морщинки, а по краям бороды — маленькие коричневые веснушки.
Только одна проблема, папа… Я очень давно не контролировала себя.
Я справляюсь и заставляю это работать. Это не одно и то же.
Тем не менее, я заставляю себя считать вдохи, пока мое сердце немного не замедлится.
Я ненавижу сон в параличе. У меня это не в первый раз и даже не в тридцатый. В моем списке самых ненавистных кошмаров он занимает примерно середину, после финала, где огонь проносится по коридору и сжигает нас всех заживо, и того, где корабль переворачивается и все висит вверх тормашками.
Финал, который я ненавижу больше всего, ближе всего к тому, что произошло на самом деле — мы с Джудом спасаемся с корабля одни на спасательном плоту.
Но во сне вместо того, чтобы мотаться восемь мучительных часов в темноте до прибытия береговой охраны, мы с Джуд плывем по черной, неподвижной воде. Пока, без предупреждения, наш плот не накренился, и Джуда не затянуло в водоворот. Я пытаюсь удержать его, я цепляюсь за его руки, но у меня недостаточно сил. Его вырывает и утаскивает под воду. И я остаюсь совсем одна, потому что не смогла его спасти.
Не нужно быть Фрейдом, чтобы объяснить, почему этот человек выводит меня из себя больше всего.
Джуд — это все, что у меня осталось. Забота о нем для меня важнее всего на свете — и с ним не всегда легко.
Я понимаю свои ночные кошмары.
Что я хотела бы знать, так это как вернуть их на место, чтобы я могла нормально выспаться ночью.
Мне следует укрыться одеялом прямо сейчас — завтра я буду без сил чинить забор Дейна после всей моей собственной работы. Но я сомневаюсь, что более трусливо, чем мне хотелось бы признать, при мысли о возможности вернуться в тот же сон.
В комнате холодно и тошнотворно. Мои худшие страхи сгущаются вокруг меня. Они шепчутся в трубе вместе с ветром.
И вдалеке, на нижнем этаже дома, я слышу звуки пианино…
Бинг... бинг... бинг…
Глава 11
Дейн
Реми вылезает из своего грузовика, она выглядит сонной и надутой. Я ожидал это, а может, и чего-то похуже, поэтому жду на тенистом крыльце, потягивая джин.
— Мне понадобится немного этого, — говорит она в качестве приветствия.
Я уже принес для нее бокал, не то чтобы она заметила. У бедной Реми была беспокойная ночь.
Я наливаю ей двойную порцию, растирая лайм по краям.
— Спасибо, — Реми опрокидывает стакан и вытирает рот рукой. У нее до смешного практичный подход к делу, как будто она забывает, что другие люди могут ее видеть.
Сегодня на ней джинсы, в которых дыр больше, чем самой ткани. Участки ее голых коричневых ног просвечивают сквозь рваную джинсовую ткань.
Реми по-своему умеет выражать эмоции. Темные круги под глазами и угрюмый взгляд выглядят на ней довольно сексуально — ее черные брови низко нависают, а нижняя губа надута.
— Ты выглядишь усталой.
— Я устала.
— Тяжелая ночь?
Она бросает на меня подозрительный взгляд поверх края своего бокала. Она уже выпила джин, но кладет в рот немного льда и катает его по языку. Это сексуально, и она знает, что это сексуально.
Я скрещиваю руки на груди, прислоняюсь к дверному косяку и смотрю прямо на нее. Если она думает, что сможет победить мое бесстрастное лицо, значит, ей снятся сны похуже, чем прошлой ночью.
Я наблюдал, как она металась и стонала на кровати больше часа…
Что мучило ее во сне?
Что она видела, когда уставилась на меня и закричала?
Она глотает лед, практически не сводя с меня глаз.
— Не хуже, чем обычно. Можно мне пописать?
— Прости?
— Могу я воспользоваться твоим домом, чтобы пописать?
Я действительно не могу понять, узнала она меня или нет.
Ее глаза были пустыми, но она смотрела прямо на меня…
Я знал, что это рискованно — забираться наверх, чтобы заглянуть к ней в окно. Но когда я увидел ее распростертой на кровати, запутавшуюся в простынях, одетую только в эту тонкую белую майку…
Она извивалась, словно запуталась в паутине, простыни обернулись вокруг ее ног, спина выгнулась дугой. Шел небольшой дождь, капли барабанили по стеклу, отбрасывая веснушчатые тени на ее кожу. Каждая быстрая вспышка молнии обесцвечивала ее белизну и превращала нижнее белье в ткань...
Я скорчился на дереве, медленно приподнимаясь на ветке, понимая, насколько это безумно, но не в силах сопротивляться ее телу, бьющемуся на кровати, ее груди торчали вверх...