— Удивительно, как я погляжу, что вы, пан Франта, сами управляетесь и на мельнице, и в пекарне, — заметил Платон.
— Думаю, это у меня из-за желания побыть наедине со своими мыслями, — признался мельник.
— Есть такая поговорка: «Мельница время мелет», — сообщил мастер. — Думаю, это про вас. Вы — властитель времени. Кстати, о духовном развитии и о времени, кое, по суждению Якова Брёме, не имеет для человека границ.
— Брёме? — переспросил Йошка, коему доводилось уже слышать ранее это имя от аптекаря пана Ванека. — Уж не тот ли это Яков Брёме, что прозывается еще «Сапожником из Гёрлица»?
— Именно он, сын мой, — лукаво улыбнулся Платон Пражский, помнивший, что он самолично рассказывал при ученике аптекарю о новоявленном ученом, на которого нашло внезапное озарение два года назад. — Брёме утверждает, что человек состоит из светящихся лучей, а лучи, как известно, или умирают мгновенно, или же светятся необычайно долго, как, например, наше Солнце. Посему и человек может жить сколь угодно долго, меняя собственную телесную оболочку. Сии лучи были прозваны душою человека, которую Господь Бог в благости своей вдохнул в наши тела.
Надо ли говорить, что влюбленного юношу словно ветром сдуло. Не прошло и часа, как он уже стоял, запыхавшийся и с раскрасневшимися от волнения и быстрого бега щеками, перед дверью в лачугу, в которой жила травница Катаринка. Стукнув три раза кулаком в дверь, он осторожно приоткрыл ее, ожидая приставленного с той стороны тяжелого ухвата, от прикосновения которого еще с прошлого раза у него не прошел синяк. Однако на сей раз иные испытания ожидали нашего героя. Ухвата за дверью не оказалось, и Йошка, осмелев, шагнул было за порог, как тут же чуть не дал стрекача. Путь в лачугу юноше преградила страшная старуха. Она была такой страшной, что Йошке стало не по себе. У него даже предательски задрожали ноги, едва он только увидел перед собой такое чудище. Старуха и взаправду оказалась поразительно жуткой на вид. Во-первых, у нее имелся большой горб на спине, во-вторых, огромный крючковатый нос доходил почти до нижней губы, сильно оттопыренной и накрывавшей, в свою очередь, верхнюю. На носу сидела, словно большая навозная муха, бородавка, из которой во множестве торчали во все стороны волосы. Дополняли облик безобразной старухи огромные неженские руки, свисавшие почти до самого пола, с большими острыми ногтями, загибающимися так, словно это были птичьи когти.
— Не узнал? — проскрипела противным голосом старуха, которая, чтобы Йошка не смог убежать, ухватила его за руку.
— Нет, — отрицательно завертел головой юноша, пытаясь вырваться.
Он чувствовал в руках старухи недюжинную силу.
— А ты присмотрись, — приказала страшная старуха. — Присмотрись повнимательнее.
Йошка, которому было чрезвычайно противно это делать, через силу вгляделся в лицо старухи и вдруг охнул от неожиданности. У безобразной, страшной и противной старухи были удивительно красивые молодые глаза. Это были глаза его возлюбленной Катаринки. Юноша узнал бы их как угодно и на ком угодно, потому что эти василькового цвета глаза снились ему теперь каждую ночь.
— Катаринка! — изумленный, воскликнул он. — Но как ты это сделала?
Страшная старуха расплылась в улыбке.
— Правда, хорошо удалось? — заметил она. — Я и сама, честно говоря, не ожидала, что так получится. Вот только очень уж тело болит. И еще этот горб. — Старуха попыталась обернуться, чтобы поглядеть на большой горб, что торчал у нее из-за спины, но шея почти не поворачивалась. — Очень уж он мешает.
Удивлению Йошки не было предела.
— Здорово у тебя получилось. А как ты собираешься узнать, кто той ночью скрывался под капюшоном? — спросил он, вспомнив о письме.
— Очень просто. Мне кажется, что тот, кто тогда руководил угольщиком и пытался украсть из домика алхимика все вещи, как-то связан с его исчезновением, — заявила старуха, заходя за печку. — Не ходи сюда пока что, — попросила она юношу, ринувшегося было за ней следом. — Так вот, я думаю, что этот незнакомец что-то ищет…
— Конечно, он же ищет гримуар! — воскликнул Йошка.
— Гримуар? — раздался из-за печки знакомый уже голос самой Катаринки, которая вскоре появилась сама. — Вот, теперь мне намного легче. Что такое гримуар? — спросила она.
Юноша с гордым видом знающего человека пересказал ей всю удивительную историю «Алого Гримуара Орфея», которую он слышал прежде от пана Платона.