Под кустом папоротников сидела Вера. Сжавшись в комочек, обхватив руками колени и уткнув в них лицо, она застыла в прострации, недвижная, как сам куст, и похожая на украшение в футляре, повторяющее, по закону мимикрии, все свойственные ему изгибы, с той лишь разницей, что он был зеленым, а она осталась бежевой.
Арбогаст тихонько окликнул ее. Вера вздрогнула, открыла глаза, узнала его. Она плакала, на ее расцарапанных колючками щеках выступили капельки крови, которую она размазывала по лицу, пытаясь стереть, и которая, смешиваясь со слезами, образовывала красноватую соленую замазку. Арбогаст подошел ближе и нагнулся. Он говорил с ней мягко, как с ребенком, разглядывал царапины, гладил руку и, вытащив из кармана платок, стирал кровавые разводы и все прочие следы несчастья, короче, делал все, что полагается в таких случаях, только с какой-то особенной теплотой.
Затем они снова зашагали по тропинке, теперь уже втроем — Арбогаст и Вера впереди, бок о бок, Селмер сзади.
— Ну, не надо, — мягко повторял Селмер.
Вера на ходу опять заплакала, но теперь ее всхлипы раздавались все реже и реже. Она тоже слышала взрыв; изобретатель наверняка погиб. Наверняка, ответил Арбогаст. И другие, конечно, тоже, предположила она. Конечно, ответил Арбогаст.
— Вот и Поль тоже умер, — сказала Вера. — На изобретателя мне наплевать, но Поль!.. — И она всплакнула еще раз. — Он мне рассказывал всякие истории. Перед тем как уехать из Парижа, он начал историю про трех уланов в Бенгалии, а теперь вот погиб. Погиб, а я так и не узнала, чем там кончилось.
Арбогаст затаил дыхание и сосчитал до десяти, прежде чем ответить.
— Зато я знаю конец, — сказал он.
Вера даже приостановилась, но сейчас было не до историй. «Скорей, скорей», — тихо поторапливал сзади Селмер. Вера понурилась.
— Ну так что же там с Макгрегором? — шепнула она.
— А вы как думаете? — шепнул Арбогаст.
— Наверно, выпутается, спасется? — спросила Вера.
— Нет, — ответил Арбогаст. — Он умрет, и его наградят, но, поскольку его уже не будет в живых, вместо него наградят его верного коня. Мне кажется, ему дадут медаль Victoria Cross и еще другую, забыл название. Вот так она и кончается, эта история.
Как раз в этот миг раздался еще один выстрел (ну сколько можно!), и пуля, пролетев в шестнадцати сантиметрах от подбородка Селмера, вонзилась в ствол дерева, каковое дерево, вздрогнув от удара, сбросило плод, каковой плод никому не упал на голову, потому что в данном контексте это была бы уже чистой воды хохма. Селмер рванулся вперед.
— Пригнитесь, — быстро сказал он, — и бегите к лодке. Я отвлеку их дальше к берегу, встретимся позже.
Он выхватил из кармана револьвер и помчался на север, стреляя без разбору, во все стороны, чтобы привлечь к себе внимание наемников, которые тут же с ревом и руганью бросились следом, продираясь между стволами, сквозь кусты и травы, но все еще сильно отставая, так что им не удавалось прицелиться в него. Он бежал со всех ног. На бегу он вспоминал, как подростком бегал кроссы на уроках физкультуры, и это было единственное воспоминание об активности его школьных лет, если не считать уроков иностранного, где он активно работал языком. Он помнил, что тогда очень любил бег, и радостно дивился тому, что бежит сейчас так же легко и быстро, что ему это приятно, хотя за ним следом мчится банда убийц.
Он принял решение отвлечь их на себя мгновенно, не раздумывая, как будто это само собой разумелось. Тем не менее он уже явственно слышал, что эта свора наступает ему на пятки, и полное отсутствие тактического замысла в его действиях предстало перед ним, если можно так сказать об отсутствии, во всей своей плачевной полноте. Эта гонка, не подкрепленная никаким конкретным планом, никакими военными хитростями, теперь удивляла и его, и, вероятно, самих преследователей. Может быть, она даже заронила в них боязнь ловушки или просто недоумение, но самая тяжелая проблема стояла именно перед Селмером, делясь на два простых вопроса: как избавиться от наемников и как при этом не умереть? Он анализировал эту проблему не прекращая бега. И чем яснее он сознавал свою неспособность разрешить ее, тем быстрее мчался вперед. Ему удалось немного оторваться от неприятеля, он уже заметил впереди просвет: лес кончился.
Море было в трехстах метрах, он видел его перед собой. Между водой и лесом простиралась ровная полоса берега, усыпанная белой галькой и открытая со всех сторон: великолепное место для стрельбы, лучше не придумаешь, однако Селмер, прекрасно сознавая, что станет легкой мишенью, все же бросился из тенистой листвы вперед, на пляж, залитый ярким светом солнца, безразличного и безжалостного, как прожектор.