Когда наш ребенок впервые пошевелился, это было похоже всего лишь на крошечный пузырек воздуха, пробежавший по стенке живота. Но я сразу поняла — что это. В тот момент я ехала к родителям и едва не завопила на весь трамвай: "Он шевельнулся!"
Мама, конечно же, разрыдалась, когда я ворвалась к ним и с порога сообщила эту новость. Но к тому времени я успела привыкнуть, что сам вид моего набухающего, как весенняя почка, живота вызывает у нее слезы. Они меня уже ничуть не расстраивали.
Заходя к родителям, я каждый раз опасалась другого — встретить Риту. Если Андрей рассказал, как я ворвалась к ним среди ночи со скальпелем, то она, без сомнения, все поняла. Как не был мне симпатичен ее муж, я отдавала себе отчет, что Рита намного умнее его. Даже странно, что она сразу не догадалась: Пол ей не по зубам.
Иногда страх начинал душить меня: "А с чего я взяла, что он ей не по зубам? Для него она молода и красива, к тому же, они могут свободно поговорить. А он ведь так мучился, что ничего не может сказать…" Эти мысли заставляли хвататься за самоучитель английского, но даже четверть часа занятий усыпляли меня, и за несколько месяцев я так и не осилила таблицу с временами глаголов. Словно издеваясь надо мной, автор самоучителя выбрал выражение "он идет", и я была вынуждена повторять на языке Пола: "Он уходит (ежедневно). Он ушел (вчера). Он уйдет (завтра)".
Но закрыв книгу, я могла сказать только одно и по-русски:
— Он ушел.
Ребенок тут же недовольно толкал меня ножкой. Я торопливо расстегивала халат и с восторгом наблюдала, как острая пятка, выпирая, движется по моему животу. Иногда я щекотала ее, и ножка отдергивалась.
— Жаль, что ты не видишь этого, Пол, — бормотала я, гладя растянувшуюся кожу и выпяченный пупок. — Я обещала, что ты сможешь все увидеть… Что ты будешь прижимать руки к моему животу… Ох, Пол… Что же я наделала…
Родители опекали меня, как в детстве, носили фрукты целыми пакетами, а мама пичкала деревенским творогом. С Ритой мы так ни разу больше и не виделись, и даже в день моего рождения она передала поздравления через отца.
— Угораздило же тебя родиться в День защиты детей, — усмехался он, целуя в обе щеки. Потом без стеснения погладил мой живот. — Так что давай, защищай!
— Пап… Спасибо тебе… Вам с мамой… Я бы без вас…
Отец строго оборвал меня:
— А-ну, прекрати! Ты чего тут сопли развела? Тебе на занятиях не говорили, что нельзя плакать? Ты на занятия-то ходишь?
— Хожу. Пап, я сижу у вас на шее…
Он зашел сбоку и приобнял меня.
— Ну и пузо у тебя! Если б сам не видел УЗИ, решил бы, там двойня. Еще бы, есть в кого… Твой Пол — здоровый бычара!
Меня коробило, когда он так говорил, но по-другому отец не умел. Пол ему нравился, даже несмотря на то, что произошло. Впрочем, никто не знал того, что произошло…
Я взяла отцовскую крепкую руку хирурга и повела его в свою комнату.
— Куда ты меня тащишь?
— Сейчас я тебе кое-что покажу.
Отпустив его, я взяла со стола перевернутый лист и, держа двумя пальцами, обернулась к отцу:
— Смотри!
Возникшая за его плечом мама вскрикнула:
— Ох ты! Как живой!
Отец скептически покосился на нее и спросил:
— А почему он с тростью? Ни разу не видел его с тростью.
— Это я придумала.
— Ой, Томка, — тем же тоном произнесла мама, — как здорово!
— Хорошо получилось, — наконец одобрил отец. — Я не знал, что ты снова рисуешь.
— Я и сама не знала. У меня долго не получалось.
Мама убежденно заявила:
— Это хорошо, что ты начала рисовать. Раньше я почему-то боялась этого.
Отец хмыкнул:
— Так боялась, что всю спальню твоими работами облепила. Эту ты, конечно, у себя повесишь? — и как бы между прочим спросил: — Когда ему сообщишь?
Мы выясняли это уже раз сто, но отец то и дело возобновлял разговор. Наверное, надеялся, что я передумаю.
— После родов. Пап, да уже неделя осталась, не больше!
— Да знаю я, — махнул он рукой. — Не хуже твоего считать умею. Да и живот у тебя совсем опустился… Давайте садиться! Кого ждем? Водочки хочется, я сегодня не за рулем. Твой англичанин глоточками пьет…
— У них так принято.
— Просто они пить не умеют! Так мы кого-то ждем?
— Юра обещал прийти. Он мне так помогает! Вчера картошки опять притащил… Да не смотри ты так! Вы его знаете. Бояринов.
Мама сразу оживилась:
— А, тот артист? Гамлет? Ты у него еще собаку выгуливала?