— Yes! — ответил Пол так высокомерно, что даже я содрогнулась. Мне еще не доводилось видеть его таким.
Больше ни у кого не возникло желания перебивать его. Слегка запрокидывая голову, Пол посвятил всех присутствующих в суть своей методики преподавания, и я в который раз подивилась пристрастию иностранцев выкладывать все карты на стол. Наши учителя любят превращать свои занятия в таинство, а на себя примеривать личину гуру. Может, в этом тоже проявляется следствие промежуточного положения России между Востоком и Западом?
Я почти не слушала Пола, хотя обещала ему быть внимательной и попытаться что-нибудь запомнить. Но мне так нравилось смотреть на него, такого серьезного, исполненного достоинства, что я обо всем забыла. Я просто не могла оторвать взгляда от его мягких губ, в линии которых проглядывала неуверенность. Он слишком трепетно относился к России, ему было больно разочаровываться. Казалось, Пол никак не мог поверить, что эти дети с хамоватыми улыбками и есть те радушные русские, всегда готовые отдать последнюю рубашку. И те, стреляющие в собак… И глухие пассажиры трамвая…
Все это накладывало на меня особую ответственность. Мне предстояло отдуваться за всех русских, олицетворением которых я для него являлась. И мне было совсем нелегко доказать Полу состоятельность целого народа, ведь я не отличалась ни знаменитой славянской красотой, ни самобытной талантливостью, ни особой широтой души — ведь пожалела же я для того гармониста валюты, причем чужой валюты. Теперь мне было немного стыдно за себя, ведь в тот миг я стала одной из всех, и Пол закричал мне: "Что с вами?!" Он обращался через меня ко всем людям, которых мечтал подружить со своими соотечественниками. Смешной, стареющий романтик…
— О чем ты думала на занятии? — спросил Пол, когда мы вышли из школы. — Ты совсем не слушала.
— Извини, Пол.
— Ты не слушала?
— Нет. Я думала, как же я люблю тебя.
— О! — вырвалось у него.
Остановившись, Пол сжал мои локти и наклонился к самому лицу.
— Как ты знаешь, что любишь? — требовательно спросил он.
— Я это чувствую… Да отпусти же, Пол! Что с тобой такое сегодня?
— Прости, — он поспешно развел руки. — Ты шутишь, да?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
Пол отвернулся и провел пальцем по еще зеленому, но уже расцвеченному желтыми разводьями листу черемухи. Потом понюхал его и вдруг сказал:
— Я хочу… пригласить тебя завтра вечером.
— В ресторан? — я обрадовалась, потому что не была там года три.
— Нет. Не совсем. В английский клуб.
— У нас есть английский клуб?!
— Да, — он взял меня за плечи и повернул. — Вот видишь?
Я беспомощно завертела головой:
— Да где же, Пол?
— Вот, — он указал рукой. — Красный замок. Видишь? Это непонятное сооружение в псевдоготическом стиле вознеслось в центре города пару лет назад. Никто из моих знакомых не имел ни малейшего представления, для кого или для чего оно предназначено, потому что у нас не принято сообщать горожанам назначение строящегося объекта. "Замок", как назвал его Пол, был сложен из хорошего красного кирпича и имел причудливую архитектуру. Высокие стены его были начисто лишены каких бы то ни было окон, только над переходом было одно, и под самыми зубцами виднелись небольшие отверстия, напоминающие амбразуры. Я, помнится, удивилась его внезапному возникновению на знакомой низкорослой улице, но уже через минуту навсегда забыла о нем, как ухитрялась изгонять из своей памяти все, что не имело отношения к моей жизни. И вот теперь Красный замок пытался войти в нее…
— И там действительно английский клуб? — я не сумела утаить замешательства.
Пол коротко кивнул:
— Его строили… как это? Энергия…
— Энергетики?
— Да. Но у них появились долги. Они продали этот замок нашей фирме. Их здесь несколько.
— Вы скупаете нашу недвижимость? — спросила я с неожиданным для себя беспокойством.
Но Пол его не услышал.
— Да. Теперь там клуб. Мы пойдем туда завтра вечером. Хочешь?
— Конечно! Ты же будешь со мной. В клуб так в клуб. А твоя нога позволит?
— Позволит! — он внезапно вышел из себя, сорвал тот самый лист черемухи и, скомкав его, бросил на тротуар. — Пойдем домой.
— Да что случилось, Пол?!
На мгновенье он закрыл глаза, глубоко вздохнул, потом обнял меня, и мы разом успокоились, точно нам были необходимы прикосновения, чтобы обмениваться излишками раздражающей энергии. Больше Пол не нервничал. Пока мы добирались до дома, он то и дело улыбался и становился совсем молодым, хоть от глаз и разбегались морщинки. Лицо у него загорело за лето, и когда Пол вставал по утрам, щетина на нем казалась ослепительно серебристой. Но тело оставалось светлым. Он говорил, что ему некогда ходить на пляж, да и вообще он не в той форме… А однажды обмолвился, что ему просто не с кем отправиться отдыхать, что растерял всех друзей молодости, а заводить новых не захотел. Я не стала допытываться, как это произошло.