несколько лет родилась девочка, да такая милая и веселая, что без улыбки не глянешь. Перебрались в хату к свекрухе. Семья, детки, свое хозяйство. Бывают в нашей жизни времена, когда проснулся утром, не заметил, как и ночь уже. Хорошие времена. Беда настигает внезапно, ударом под дых, тупой болью. Одно утро накрыло таким ужасом, что дышать стало невозможно. Война! Да так близко, так стремительно немцы наступали, что собравшихся на демобилизацию мужчин, отпустили по домам. Область уже была оккупирована. В хате все сидят молча с испуганными лицами. Отец зашел и стал в нерешительности, что дальше делать?
Настало утро, наступил и новый порядок. Теперь все как один шли на работу в колхоз, соблюдали комендантский час, не сильно то и изменилось. Немцев ненавидели тихо. К своему ужасу мать поняла, что опять беременна. Ходила с постоянным страхом в груди, в сорок втором родила мальчика. Однажды, когда ему было месяцев восемь и он уже ползал по полу, в хату зашли «эсэсовцы» с собакой. Подлез малый Петрусь, поднял ручку к овчарке, она аккуратно подняла его за рубаху, отнесла в угол и положила. Ребенок испугался и расплакался, солдаты разразились диким гоготом, потом правда дали матери буханку хлеба и ничего не взяв ушли. Она долго стояла с каменным лицом, руки и ноги отнялись. Очнулась, когда дочка Катерина дергала ее за юбку. И тут прорвало, слезы градом потекли из глаз, собрала их всех, каждому сунула по кусочку. Они ели, а она плакала. Что это – материнство? Радость или вечная тревога? Есть ли в мужской душе место этим переживаниям, готовности в любую секунду умереть за свое дитя? Я не знаю.
Мамочки наши вы всегда с нами, вы всегда в нас.
Вдоль села вилась река Рось, кое-где разветвляясь небольшими ручейками. Участки земли вперемежку с фруктовыми садами и почти в каждом саду стояли пчелиные ульи, как их тут называли улики. Один-два, а где и целая пасека. Пчелиные семьи уживались с людскими. Помогали друг другу. Устроено так в мире. У пчел порядок математически выверенный, четкая геометрия сот, иерархия и распределение обязанностей. А вот в человеческих семьях многообразие форм и никакого порядка в отношениях. Да и о каком порядке может идти речь, если у людей Любовь. То ли болезнь, то ли инстинкт. Человечество за тысячелетия не смогло выработать коллективный иммунитет. Дети рождаются и счастливы уже по-своему, даже если их родители были несчастливы. Даже если времена трудные. Скажу вам, от того как мы чувствуем себя в детстве, зависит все потом. Детство – это предопределение. Особенно обожаю детские забавы. Катерина накрутила из лоскутков себе целое семейство кукол. Могла с ними играть часами. На вид это были закруточки из выцветшей материи, кое-где перемотанные веревочками. Но на самом деле то были подружки и их сердечные дружочки. Петрусь, наблюдая как бережно с ними носится Катя, понял, что это и есть самые важные вещи для нее. И так, и так он пытался поучаствовать в этой игре. Но отпор был силен, нет и все. Ах так, отступление было временным маневром. Скучая, он пошел посмотреть на пчел, где одна за другой из дырочки вылетали труженицы. Пальчик сам потянулся к летку. И вот уже его рев слышен на весь двор. Палец и щека опухли, досталось ему. А как смеялась Катруся, аж слезы выступили. На утро все куколки в ряд, торчали головами вниз из ведра с главным строительным материалом того времени – коровьим навозом. Тут пришел черед ее недетского горя. Даже маленький человечек готов защищать свои чувства, лелеять в сердце обиды и мстить за поруганную гордость. «То – Гриша, – растирал по опухшей щеке слезы Петро, – он мне сказал.» Мать даже не оглянулась.
Постоянные походы налево главы семейства всей своей безысходной тяжестью лежали на всех членах семейства. Особенно тонко такие вещи чувствуют дети. У них особая связь с матерью, они никогда не выпускают ее из виду и все переживания ее сердца, читают по ее походке, небрежному взгляду или даже иногда по излишней заботе или окрику. Потупив глазенки, они всегда на ее стороне, в абсолютном неведении, как помочь ее боли. Особенно старший. Он рос страшным гордецом. Рано повзрослел и стал серьезным, к учебе тянулся, имел талант к рисованию. С обостренным чувством справедливости рос паренек, часто горячился. При этом долгими часами сидел и кропотливо, по клеточкам перерисовывал картинки из книги. Или вдруг задумается, нахмурит лоб и смотрит в одну точку, ну прямо как мать. Красивый и странный хлопец, все делал по-своему, наперекор. Петруся ругал за баловство, пытался учить полезному. Но тот был дитя шаловливое и не хотел настраиваться на серьезный лад. В свои десть лет он уже не был ребенком, в его короткой жизни, было столько трудностей, страха и ответственности, что не всякий пожилой мог похвалиться таким опытом.