- Э-ге-гей! - закричал он протяжно. - Смотри, батя, смотри!
Кобыла вдруг дернула, видимо, испугавшись его голоса, понесла, и Гришатка упал на спину, и батя тоже упал на спину, и они барахтались, а лошадь бежала по дороге, разбрасывая из-под копыт грязь. Батя и Гришатка лежали в телеге и не могли подняться, потому что кобыла бежала быстро и телега тряслась на ухабах.
- Вот ты даешь, Гришатка, совсем домовой тебе ночью голову задурил, - заругался отец, и вдруг как засмеется!
И Гришатка тоже засмеялся, потому что отец смеялся, а потом и сам стал смеяться и смеялся до тех пор, пока у него не заболел живот.
Батя кое-как поднялся, ухватил веревки, которыми была привязана лошадь (Гришатка постоянно забывал, как они называются), потянул, и Отрада стала бежать медленнее.
- Ну, вставай уже, сынок, - сказал он добрым голосом, и Гришатка тоже поднялся, уцепившись за его большую мозолистую руку.
Он снова сел рядом и свесил ноги, глядя по сторонам. Кобылка бежала ровно, повсюду была только травка, но она уже Гришатке надоела. Он сначала прислонился головой к отцовскому плечу, а потом и вовсе лег на дно телеги, и стал смотреть, как небо над головой становится все светлее и светлее, и вот уже оно не синее, а такое же, как глаза тетки Марьи - голубовато-серое, еще хмурое после зимы, но уже такое весеннее. Он увидел, как пролетели над ними птички, и подумал: как же хорошо! Как же хорошо вот так лежать, укрывшись отцовским тулупом, слышать, как фыркает изредка лошадь Отрада, взбегая по дороге на пригорок, и знать, что скоро лето, лето, лето!
Эх, поскорее бы тепло! Вот-вот уже пойдут грибы, и Гришатка с сыном дядьки Потапа, Емелькой, снарядятся за ними в барскую рощу. Они станут ходить, важно перекликаясь, чуть потеряют друг дружку из виду, будут притворяться, что заблудились, и искать место для ночевки, наберут полные лукошки душистых сморщенных сморчков и их старших братьев - красавцев-строчков, а вечером мамка нажарит их со сметаной...
Тут Гришатка вспомнил, что мамки больше нет. А если мамки нет, то кто будет жарить грибы? Он вздохнул и вдруг заплакал, представив, как принес лукошко, а жарить некому, а батя не умеет. Он старался не шмыгать носом, но батя услыхал, и Гришатка почувствовал, как он поворачивается в телеге, чтобы посмотреть на него.
- Ты чего, сынок?
Гришатка хотел ответить, как взрослый, но сказал только "мамка" и совсем расплакался. Отец тяжело вздохнул и отвернулся, а он все плакал и плакал, и успокоился только тогда, когда уснул. Он проспал до самого конца пути и проснулся, когда Отрада уже остановилась. Гришатка услышал, как батя спрашивает у кого-то, где найти коневого лекаря, и понял, что они почти приехали. Он вытер рукавом глаза и поднялся в телеге, выглядывая наружу. Они стояли посреди какой-то большой улицы, и дома были и спереди, и сзади, и везде слышались голоса. Гришатка увидел, что рядом с телегой стоит какой-то худой мужик и разговаривает с отцом, а отец выглядит так важно, ну ни дать, ни взять, большой человек. Даже борода у него стала какая-то важная, и Гришатка гордо подумал, что отец у него ну прямо настоящий барин.
- Езжай прямо, - говорил тем временем худой мужик. - В конце улицы будет сверток, а там не заблудишься - изба с забором как раз и есть дохтурская.
Батя поблагодарил, тронул лошадь, и они поехали дальше. Гришатка проводил худого мужика взглядом и покачал головой. Он почему-то думал, что раз село большое, то и люди в нем должны быть большие, а оказалось, что батя его даже больше. По улице пронесся вкусный запах свежего хлеба, и в животе у Гришатки заурчало. Он посмотрел на солнце, и понял, что уже совсем день, а ведь он не ел ничего и вчера, только вечером успел перехватить пару ложек вкусной отрубной каши, которую приготовила им тетка Марья. При воспоминании о каше живот снова заговорил, и Гришатка посмотрел на спину отца, словно ожидая, что она вдруг что-то скажет. Но спина молчала, а ныть Гришатка не хотел, поэтому он сделал вид, что совсем-совсем не хочет есть, и перебрался на место рядом с отцом, как ни в чем не бывало.
- Батя, а я тетке Марье калач посулил, - сказал он как бы невзначай. - Заедем потом, а?
Батя посмотрел на него, но Гришатка притворился, что рассматривает гриву лошади. Он не хотел, чтобы батя подумал про него, что он маленький и не может потерпеть. Он ведь не про себя спросил, а про тетку Марью, что такого?