— Долго еще она там будет развлекаться? — недовольно прошептал Гриша, когда они забрали свои вещи и спрятались во тьме.
Ур пожал плечами. Вдруг в мешке, который лежал недалеко от них, послышалось тихое пение писклявым голоском. Слов было не разобрать, но мелодия очень напоминала колыбельную.
— Надо выпустить зверьков, — решил юноша, на карачках подполз и развязал толстую бечевку. Белые пушистые зверьки с большими блестящими глазами посыпались на землю. Они едва доходили Грише до колен и смешно дергали заостренными ушами.
— Убегайте, убегайте, — замахал он, но они обступили и с интересом рассматривали его.
Тем временем, Ур развязал оставшиеся мешки. Однако зверьки даже не думали спасаться бегством, наоборот, разбрелись по лагерю, внимательно изучая верблюдов, спящих стражников и паланкин, в котором наконец-то наступила тишина.
— Что за глупые создания, — всплеснул руками Гриша и смахнул лирра, который взбирался по его штанине.
Ур хлопнул его по плечу и показал на паланкин. Одна занавеска чуть приоткрылась, и показалась голова Назифы. Она махнула Грише с Уром, вылезла из носилок и пропала во тьме. Друзья бросились за ней следом. Отбежав на безопасное расстояние, девушка остановилась.
— Молодцы, что убрали часового, — похвалила она. — Я боялась, что ничего не получится. Библиотекарь, куда нам теперь?
Ур задумался, что-то высчитывая в уме:
— Та-ак, мы почти целый день прошли в сторону Самуранда. Он намного левее Груфу. Значит нам надо туда.
Он поправил лямку бурдюка с водой, висящего за спиной, и зашагал вперед. Гриша и Назифа пошли за ним. Им хотелось поговорить, высказаться, но никто не осмеливался первым начать разговор.
«Как она могла отдаться эту мерзкому типу? У нее что, никаких принципов нет? Никакого уважения к себе? Или ко мне. Хотя, кто я ей? Так, попутчик или, скорее, подчиненный. Она ведь у нас главная! Притом, никто ей этого права не давал».
— Ничего не было, — глухо сказала Назифа.
— О чем ты? — равнодушно отозвался Гриша, хотя внутри весь напрягся.
— Как только занавески закрылись, я приставила кинжал к его горлу и велела пыхтеть и погромче. Чтобы все слышали, как ему хорошо, — она усмехнулась. — Я сделала вид, будто хочу выковырять его глаз, так он наложил в штаны. Едва не задохнулась: даже дохлый бегемот не так смердел.
У Гриши на сердце отлегло и настроение сразу улучшилось.
— Что ты с ним сделала? Убила?
— Нет, хотя надо было. Вырубила. Думаю, раньше утра не проснется.
Ур остановился, дождался их и зашагал рядом, прислушиваясь к разговору. Бесчисленные яркие звезды дарили мало света, но желтый песок был хорошо виден.
— Ур, а где луна? — Гриша остановился, как вкопанный.
— Что за луна такая? — не понял библиотекарь.
— Ну, а как же? На небе кроме звезд еще и луна должна быть. Яркая, круглая, как ваша лепешка.
Ур пожал плечами:
— Я не знаю, о чем ты говоришь. У нас на небе только Отец-солнце и дети-звезды.
Никаких лепешек нет.
— Значит, я не на Земле, — догадался юноша.
***
Когда небо посветлело, путники остановились на отдых. Они решили, что ушли достаточно далеко от каравана и опасность им уже не грозит.
— Ур, твой лечебный порошок отлично работает! — похвалил Гриша. — Рана начала заживать и не воспалилась. Спасибо тебе!
Ур что-то смущенно пробормотал, снял с плеча тяжелый бурдюк и с кряхтеньем размял спину. Назифа тем временем вытащила остатки еды и недовольно сказала:
— Могли бы из еды что-нибудь прихватить. У нас только засохшие лепешки, сухие сливы и вода. Завтра нам нечего будет есть.
— Через два дня мы должны быть в Груфу, — сказал Ур. — Надо будет растянуть запасы. Хорошо хоть вода в достатке.
Он развязал горлышко бурдюка и наклонил над глиняной кружкой. Однако вода не полилась.
— Что за…
Библиотекарь замер на полуслове, увидев длинную прорезь на кожаном мешке. Он засунул пальцы, расширил дыру и разочаровано выдохнул:
— Только вас не хватало.
Он вытряхнул мешок и на землю высыпались три белых пушистых зверька. Они поднялись на задние лапы и с любопытством уставились на людей большими блестящими глазами.
— Кыш отсюда! Кыш, кыш, кыш! Пошли вон! — замахал руками библиотекарь, но те лишь хлопали черными ресницами и наклоняли головы из стороны в сторону.
Гриша присел рядом с лиррами и взял одного на руки. Зверек схватил опешившего юношу за лицо и потерся мокрым носом о его подбородок.
— Похоже, ты ему понравился, — улыбнулась Назифа.
— Нельзя с ними, как с детьми, — взмолился Ур. — Они приносят беду, а нам и так не везет. Пусть уходят. Кыш-кыш-брысь! Идите домой, вы свободны.
Тут лирр, который сидел на руках Гриши, заговорил тоненьким голоском:
— Дом далеко. Мы не дойдем.
Ур и Назифа недоуменно переглянулись, а Гриша нежно погладил зверька по голове и сказал:
— Конечно не дойдете. У вас такие маленькие ножки.
— Вот она магия лирров, — усмехнулся Ур.
— Ты о чем? — Гриша смотрел на зверька с нежностью матери и целовал заостренное ухо.
Назифа подошла, взяла лирра за шкирку и бросила на землю. Тот мягко упал и отбежал к своим собратьям.
— Зачем ты это сделала?! — закричал Гриша. — Он мог стукнуться или подвернуть ножку.
Вместо ответа Назифа влепила ему пощечину, взяла за плечи и потрясла:
— Приди в себя! Ты не их мама, они тебя заколдовали!
Юноша замотал головой, чувствуя, как всепоглощающая любовь к лирру постепенно стихает и приходит досада.
— А-а, — выдохнул он и схватился за пылающую щеку. — Больно же! Не могла помягче как-то?
Назифа чмокнула его в лоб и отпустила:
— Мягче не могла. Еще чуть-чуть и ты бы превратился в курицу-наседку.
Тем временем Ур посадил наглых лирров обратно в бурдюк и перевязал так, чтобы они не пролезли через дыру. Второй бурдюк был полон воды, но напиться вдоволь путники не могли себе позволить: неизвестно еще, как скоро они дойдут до источника.
Гриша снял сапоги и лег на горячий песок. Он чувствовал себя так, будто накануне переборщил с вином из отцовских запасов: раскалывалась голова и подташнивало.
— Не пойму, что со мной. Перегрелся, что ли? — подал он голос. — Слабость какая-то и голова кружится.
— Пройдет. Это «дурман лирров», — ответил Ур и кивнул на шевелящийся бурдюк. — Эти милашки многое умеют. Особенно обгладывать кости.
— В смысле? Они мясо едят?
— Еще как! Мне отец рассказывал, как отбивался от лирров, когда работал пастухом. Они набрасывались на корову и через час от нее оставался лишь скелет. Прожорливые, хуже крокодилов.
— А на людей они бросаются? — испуганно прошептал юноша и покосился на повизгивающий мешок.
— Не-ет, — махнул рукой библиотекарь. — По крайней мере, я об этом не слышал.
Вскоре они продолжили путь. Ур отказался нести лирров, поэтому пришлось Грише взвалить на себя тяжелый бурдюк. Он несколько раз порывался оставить их на песке, но каждый раз включалась совесть с маминой интонацией: «Они же погибнут. Не бери грех на душу».
Назифа шла впереди. Влажная от пота ткань юбки прилипла к ягодицам, отчего казалось, будто ее совсем нет. Гриша и Ур, словно завороженные, следовали за девушкой, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Вдруг она остановилась и показал вперед:
— Мне мерещится или там что-то есть?
Гриша приставил ладонь ко лбу и увидел небольшие темные строения.
— Да, я тоже вижу. Похоже на деревню.
Ур снял свой мешок с плеча, вытащил карту и покачал головой:
— Нет-нет, здесь не должно быть никакой деревни. Есть пару деревень возле Груфу, но это не они. Мы еще очень далеко от города.
— Значит, врут твои карты, — Гриша подошел к Назифе, шлепнул по упругой попке и хотел поцеловать, но получил такой мощный удар в грудь, что задохнулся.