– Да что стряслось? Объясни, – просила женщина.
– Война!
– Война? Какая война?
– Включи телевизор, узнаешь. А я побежал в военкомат.
Пути до военкомата минут на десять. И хоть не в правилах Музафара предаваться созданию прихотливых сюжетов в стеснённых временных рамках, теперь приходилось приспосабливаться к экстремальным обстоятельствам. Так что и за недолгие минуты успел он побывать в качестве командира то ли взвода, то ли роты. Успел получить боевую награду за подвиг. Поначалу это была медаль, но, подумав, он заменил её на орден. И даже к Герою был представлен, и мог бы получить, не окажись перед крыльцом тылового военного учреждения. Словом, приятную процедуру получения награды пришлось оставить на потом.
Открывший на нетерпеливый стук дверь заспанный мужчина, то ли сторож, то ли дежурный сотрудник, удивленно смотрел на позднего посетителя, который огорошил вопросом:
– Добровольцев начали записывать?
Мужчина, не понимая, молча продолжал смотреть на него.
– Да вы что, не раскачались ещё? – строго продолжил посетитель. – Добровольцев, я спрашиваю, формируете?
– Каких добровольцев? – вступил наконец в разговор засоня.
– Ну даёте! У вас что, связи нет с центром? Или, может, спал да не услышал?
– Подожди, земель, не кипишись. Объясни толком, про каких добровольцев разговор?
– Ну народ! Да тут не только Брестскую крепость, полстраны разрушат, пока вы спохватитесь.
– Подожди, земель, – всё успокаивал военкоматовец. – Я что-то не пойму. Добровольцы, Брестская крепость. Ты о чём?
– Ладно, – понял бесполезность разговора с этим надотёпой строгий посетитель. – Приду утречком. А пока впиши меня первым, – он назвал свою фамилию. – И вот что начальству передай: я хочу пожертвовать для фронта грузовик.
– Так-так-так, – доехал наконец военкоматовец. – А ну-ка дыхни.
Тихое сомнение стало вкрадываться в сознание несостоявшегося добровольца, принуждённого возвращаться домой. Да так, что и Героя расхотелось получать. Какой уж там Герой, тут, кажется, влип в историю.
Как же могло случиться?
И пошёл он по цепочке всех взлелеянных в мыслях событий, чтобы докопаться до истины.
Итак. Всё по порядку.
Избрали в Государственную Думу. Всё нормально – избрали. Дальше. Состязался в полемике перед телекамерами с Жириновским. Состязался – точно. И даже при публике предупредил того, чтобы не пулялся в оппонента стаканом. Так, стакан, значит. Да, Зюганова посоветовал исключить из Думы, и ещё весь зал аплодировал, приветствуя это предложение. Дальше были мигалки, длинноногие красавицы, баулы с импортными шмотками в багаже спецрейса, Адриатика. Всё по порядку. Встреча с земляками на родине. Транспаранты. А между ними тёща с женой. Что за нужда с ними-то встречаться?! Правда, тёща ходила до этого с тряпкой вокруг его авто на огороде. Протирала пыль к приезду хозяина-депутата. Та-ак. Когда же эта ведьма сообщила о войне? И почему сама же потом испугалась?
Тут заподозривший нелады депутат стал убыстрять шаг. Приближаясь к своему дому, когда уже и авто в огороде виднелось в лучах оконного света, он услышал стук в окошко соседнего дома.
– Хадича, проснись, - раздавался в темноте голос тёщи. – Вставай, Хадича. Война началась!
И лишь в размышлении застыл на месте, как услышал женские голоса, раздающиеся поодаль на улице: «Война! Война!» Самый громкий из них давал свою оценку:
– Вот ведь, а! Ночью напали.
Одна из женщин причитала:
– Ах, изверги. Век не дали дожить.
Но кто-то уже страстно бросил в ночь лозунг:
– Смерть фашистским оккупантам!
А ей вторил визг:
– Наше дело правое, мы победим! Вставай страна огромная!
И вновь, развернувшись, трусцой пустился Музафар к военкомату и вновь забарабанил в дверь.
– Опять ты? – уже не скрывая злости, встал перед ним то ли сторож, то ли дежурный.
– Спишь, дорогой, спишь, – пошёл сразу в наступление Музафар. – На твоём посту спать нельзя.
– Заходи, – согласился тот. – Садись.
Он пододвинул табуретку к столу у стены в едва освещённом коридоре.
– Так ты, говоришь, добровольцем?
– Да, добровольцем.
– Подожди минутку, я принесу бумаги.
Он ушёл и скоро вернулся с листком и ручкой.
– Пиши. Военному комиссару, от такого-то. Заявление. Ну, сам знаешь. Ты пиши, а я созвонюсь.
Он удалился, захлопнув за собой дверь, в один из кабинетов и скоро вернулся, стал наблюдать за успокоившимся посетителем, который склонился над листком. Строчки ровными рядками ложились одна к другой, а доброволец, продумывая слог, отрывал ручку от бумаги и вновь, высунув кончик языка в уголке рта, продолжал: «…Прошу зачислить в ряды добровольцев. Кроме того, прошу взять как помощь Родине мой почти новый грузовик…»