Приватизации, инфляции, девальвации, индексации и пр. – дело рук всякой новорусской чубайсо-гайдарщины: брокеров, рокеров, дилеров, киллеров и пр.– не только подвигли Сирая в наступившую эпоху испробовать на вкус всякие иноземные окорочка, сладкие сникерсы, твиксы и кисловато-пресные тампаксы, но и огорошили чудом, каковое вряд ли испытал какой-нибудь абориген южно-африканской страны. На скопленные еще при застое сбережения Сирай как-то не успел купить взлелеянные в мечтах телевизор да холодильник. Потому что дефицит. А тут в разгул реформ, сняв со сберкнижки обесценившиеся деньги, купил за них пачку сигарет. Гришка тогда хихикал над ним: «Ты раньше никогда сигареты за семь тысяч рублей не курил. Они только Рокфеллеру по карману. Вот что значит дикий рынок». Но, сочувствуя, и компенсацию некоторую пообещал он товарищу возвернуть.
Первое, что предложил, обратив внимание на электросчетчик, диск которого, как показалось новатору, вращался слишком быстро, – обуздать безудержный нрав прибора.
– Хочешь, сделаю так, что не ты будешь постоянным должником электросетей, а, даже наоборот, навродь как они тебе будут должны?
– Да ты что? – насторожился Сирай.
– Хочешь, диск в обратном направлении будет вращаться?
Это где ж видано, чтоб электросети в должниках Сирая ходили? Какой дурак поверит? Тут тебе что, западная Европа? Запретил Сирай переориентировать прибор. Но ведь друг его, умелец, – настырный человек. Поколдовал он над счетчиком, ослабил стеклышко, за которым в окошечках цифры, обозначающие киловатты, час от часу, поторапливая друг дружку, растили ущерб Сираеву кошельку, и вставил в образовавшуюся щелочку кусочек фотопленки. Счетчик обиженно захрипел, а диск остановился.
– Вот так вот. Если не хочешь, чтоб тебе должны были, так хоть поменьше платить станешь. А придут контролеры – пленочку убирай, – потер руки Гришка. – И вообще, я снимаю твои энергетические проблемы. Для бани больше дров не заготавливай.
Уже вечером того же дня, припав головами к полу, они смотрели в банную печь, где над подом тихо шипело в стык каменки и котла синее пламя самодельной горелки, длинный черный шланг от которой змеей протянулся через двор к патрубку в газопроводе, уходящем в стену жилого дома. Тут тебе и контролеров бояться не надо, потому что они по вечерам, когда ты баню топишь, не ходят.
«А ведь игра стоит свеч», – думал тогда Сирай, с уважением глядя на умельца, который словно задался целью – образовать приятеля в житейских проблемах. И в чем только не преуспели они в те месяцы. Склеивать из детских обручей садовые шланги и сдавать их в магазины; договорившись за бутылку со сторожем, отсортировать скопившийся за годы хлам за гаражом ПМК и снести мотки проволоки, тяжелые связки свинцовых пластин и прочего позеленевшего от дождей корежья во Вторцветмет – вот пара примеров удачных предприятий. Сирай был обучен даже варить сахар в домашних условиях. Из дармового березового сока, из сахарной свеклы, которую осенью можно насбирать тонны вдоль путей пристанционного сортировочного парка или проще насшибать с вагонов, выставленных с местного свеклоприемного пункта для отправки на завод. Но апогея в своих предприятиях творческое содружество достигло в деле более фундаментальном.
В тот год даже видавший виды Гришка удивился обилию в садах. Две яблони Сираевой тещи, которые, будучи не то чтоб заброшенными по причине многолетнего возраста, но как-то забытые, после ухода за ними – перекопки в приствольных окружностях, внесения навоза из Гришкиного свинарника, полива по осени и в начале лета – в тот сезон словно бы изнывали под грузом, обрушившемся на застарелые ветви. Вот тогда и явился патрон к своему подшефному.
– Пиши, – с важной миной в лице произнес он безапелляционно, доставая свой блокнотик из кармана штанов, чтобы что-то диктовать из него. – Значить, так. В яблочный сок добавляешь, из расчета на каждый литр, полстакана воды и два стакана сахара. Бросаешь кусочек дрожжей, наших, социалистических, а не какое-нибудь импортное барахло. Бутыль ставишь в кладовку. Недели четыре к ней не подходишь. Потому что, если подойдешь… Это не пиши. Такая мудрость не на бумаге, а в голове, как сало, должна нарастать. Если, значить, подойдешь раньше, – захочется отлить и попробовать. А значить, бутыль опустеет задолго до готовности.