– У моей жены аллергия на спиртной запах. Что-то она стала чихать со вчерашнего дня. Ты не знаешь, случаем, откуда идет этот дух? – улыбаясь, говорил Сираю уже на следующий день верхний сосед.
И хотя стекло на лоджии было восстановлено (он же, Гришка вырезал нужный размер), явился участковый. Я, говорит, заходить к тебе не имею права без санкции, но если, мол, еще раз пожалуются на специфические запахи, – не обессудь. Он был прав, этот участковый, и, умудренный жизненным опытом, не лез сломя голову в разбирательства, понимая тщетность попыток внести изменения в уложившийся миропорядок, в котором возродился дикий рынок.
Впрочем, не потому ли этот незначительный конфликт мог бы, однако не предупредил события, которые развернулись. Правда, уже на следующее лето, порадовавшее садоводов богатым урожаем вишни.
Казалось, весь город в те дни озаботился одним – вишней. На базаре, в стихийно образовавшихся то возле магазина, то прямо вдоль тротуара торговых рядах десятки ведер, аппетитно рдеющих ягодой, не оставляли равнодушными прохожих, в руках которых там и здесь можно было увидеть то пустые, а то уже наполненные горкой корзины, ведерца, кульки. И хотя упоминавшаяся уже «интеллигенция» поспешала с дармовщиной, Сирай с Гришкой получили немалый барыш, поставив этой благодати заезжим перекупщикам в изрядном количестве. Однако не оставаться же незадействованной таре, опустевшей за зиму после прошлогоднего сезона, да и в Гришкином блокнотике оказался рецептик и на вишню, которой еще изряднехонько было на ветвях.
И вот самый трудоемкий этап – сбор ягод, извлечение из них сока – позади. Сирай согбенно несет двадцатилитровую бутыль на лоджию, чтобы поставить ее на предписываемый срок в кладовку. «Процесс пошел!» – звучат в голове слова. Тяжела ноша, но своя. И если б не носок, приспустившись, болтающийся на левой ноге, двадцать литров – не тяжесть. Терпи, милок. Тужась, еле перешагнул через порог лоджии одной ногой. Выдержав равновесие, переступил другой. И не почувствовал, что наступил на приспущенный носок. Запутавшись, пошатнулся, головой ударился о кирпичный выступ дверного проема – хрястнуло, ударившись об угол, стекло, булькнуло обрушившееся девятым валом на пол лоджии содержимое разбившейся бутыли. Рефлекторное хватательное движение – крупный осколок чиркнул палец. Сирай стоит без малого по щиколотку в багрового цвета озере. Пенка прибивается, липнет к ногам. Резкий запах забродившего сырья ударил в ноздри. Но обжигающая боль в пальце отвлекла внимание от яркой картины. Конец среднего пальца правой руки приплюснут. Это подушечку с него срезало стеклом. Озеро, на глазах осев, иссякло. Кусочек пальца лежит на полу. Подобрав, приложил его на свое место. Выглянул из окна. Соседи внизу, слышно, обеспокоились, выглядывают со своих лоджий. Розовые струйки поливают их тут же исчезающие лица. Сирай извиняется перед ними, но извинения получаются какие-то безжизненные, потому что сейчас вовсе не до них. Кое-как обувшись, лишь спутав одной рукой шнурки, он спешит в больницу, что в десяти минутах ходьбы. В дороге вспоминает об известных из газет, журналов случаях, как врачи приживляют оторванные кисти рук, ноги. А тут тебе всего-то. Забывшись, отнял прижимавший ранку конец большого пальца – вместе с ним оторвалась присохшая было отрезанная подушечка среднего пальца. Послюнявил, вновь восстановил ее на прежнее место. Торопится.