– Сынок, дал бы немного на хлеб.
Тогда и повелось то правило. Каждый раз после очередного завершения экспроприации кого-нибудь из тех, неподдающихся незадачливым мытарям починковского ведомства, отыскивал Санька обездоленных и давал милостыню, как плату во отпущение греха. А может, это было покаяние перед совестью.
Так, в грехах перед грешниками и откупах за грехи протекала жизнь. Стал Санька забывать о налоговой службе. Содержал свое семейство, хоть и не в роскоши, но в умеренном достатке. Только ведь не впустую говорится: пути господни неисповедимы. Явился-таки он на то крыльцо под мраморным фасадом.
Жена Санькина – Алевтина была столь расчетливой и неутомимой в своих повседневных хлопотах о хлебе насущном, что не стоит удивляться ей, надежно ощущавшей себя в жизненной круговерти. Летом, выйдя в отпуск, она, неугомонная, изыскала случай для приработка. Так что семья получила прибавку в своем доходе. И нет в том ничего предосудительного. Но обнаружили изьян в рвении женщины представители крапивного племени. Да-да, читатель правильно почувствовал, о ком речь. Приработок жены, в отличие от мужниных доходов, случился в муниципальном учреждении, откуда сведения дошли все в ту же налоговую инспекцию, откуда, выждав достаточный срок, прислали повесточку и явившемуся вместо жены Саньке указали на сверхдоход в семье, на неуплаченный налог и предписали немалый штраф за сокрытие дохода, который сверх. Это тебе, Санёк, не с покойничками якшаться. Отдай и не греши. Ан пальцем в небо попали блюстители рыхлой системы.
Санька явился к ним. Спокойный, уверенный, расчетливый. На поддельно милую улыбку нарядной дамочки при столе за тяжелой дверью он улыбался так же мило и все сетовал: ах, как же мы не досмотрели! ах, как нехорошо получилось! И скоро уже та милая улыбка дамочки являла сущее благорасположение и сочувствие. И скоро уже в добросердечной беседе было признано, что семья Саньки пребывает в бедственном положении: жена одна содержит троих иждивенцев, в числе которых вот он – непутевый муж, безработный, беззащитный перед жизнью. А предпринимательское дело? Та торгово-закупочная деятельность? Да ведь заброшена она. А старшая дочка, которая уже двадцати трех лет от роду? Да иждивенка она, учится далеко в областном городе.
Какое уж там разбираться инспекции с той, что так далеко. Тут с бабками-то, что с пучочками редиски, успеть бы справиться.
Но не только то мило, то печально улыбался наш герой. За пару дней натаскал под те мраморные своды столько бумажек – благодати для бюрократической сволочи, коими подтвердил свою бедность и незащищенность. И из центра трудоустройства, и из жилищной конторы, и копию трудовой книжки. Стала та дамочка сочувственно перелопачивать заново всю цифирь. И когда, приняв к сведению чистосердечное раскаивание за несвоевременно поданную женой декларацию о побочном доходе, отменили чинуши устрашающий штраф, когда вновь подсчитали, – оказалось, что местный бюджет должен вернуть Санькиной семье немалую сумму.
Вот ведь как оно все перетряслось. Так что не надо пугать Саньку налоговой полицией. Его ловить – не за бабками гоняться.
Но не суди, читатель, шибко строго Саньку за его верткость. Во всей его такой вот предприимчивости есть место живой струйке – хоть малая забота о тех, про кого недосуг вспомнить высоким чинам, увлекшимся дебатами то о госбюджете, а пуще об иномарках да депутатских удобствах. У Саньки свой бюджет. В котором есть статья для ради посильной помощи тем, кого принудила жизнь стоять с протянутой рукой на папертях, которые не вместят сегодня всех обездоленных.
ФЛОТСКАЯ ИСТОРИЯ
– Я сам служил когда-то. Знаю, как призывников отбирают, – начинал заводиться Гильметдин, глядя то на сидящего напротив врача, то на сына. – В морфлот не всякого возьмут.
Повернувшись к пареньку, который молча слушал, о чём всё страстнее говорит отец, врач спросил:
– А вас что ж, получается, во флот отправили?
Однако Гильметдин не дал сыну и слова промолвить, раскрыв амбулаторную карту, ткнул пальцем.
– Вот здесь указано: флот и номер команды.
Врач, надев очки, посмотрел, подняв глаза, улыбнулся.
– Нет, здесь не флот написано. Вы ошибаетесь, любезный.