– Да как же, Инсаф, у нашей охрана есть, а у ихней Черри ?... Что ж так рискуют-то?
– Понимаете, мужики, – в задумчивости, словно не просто ответ на вопрос ищет, а сложную математическую задачу в уме без карандаша да бумаги решает, начал тот, который на сегодня был признан истиной в её высшей инстанции. – Понимаете, там, в Англии, этой Черри Блэр, на кой чёрт ей охрана? Живут они в этой Англии, как у Христа за пазухой. В колониях нахапали богатств, поделили. А мы… – он помолчал, не найдясь, хлопнул ладонью по коленке. – В общем, у нас менталитет такой.
Гришка было рот растворил, чтоб спросить, что это за хреновина такая – менталитет, да, видно, то ли впросак побоялся попасть снова, как с чукчами, то ли уж не успел выразиться, потому что Инсаф, посмотрев на часы на руке, первым поднялся с табуретки, прервав затягивающийся перекур, и скоро уже вышел из теплушки. А сотоварищи его, разбирая рукавицы с тёплых кирпичей возле буржуйки, по-своему порешили насчёт мудрёного слова. В кремлёвских золочёных залах награды да штандарты из рук президентских получают за то, что бандитскую Чечню и, почитай, пол-Кавказа сравняли с землёй, – это генералитет. А те, что по равнинной территории борются с преступностью, народ наш и вот премьерскую жену от посягательств контролёров ограждают, то бишь менты – это и есть менталитет. На том и остановились.
2
Зря Инсаф пошёл в пилорамщики. Ему б пропагандистом. Правда, нет теперь такой должности в стране. Только-только она, наша многострадальная-то, как блудница, нежданно-негаданно в чреве своём рыночные отношения понесла, так все парткомы, горкомы, райкомы искоренили. И обкомов не осталось, и того, что затертой, как пятак, аббревиатурой ЦК КПСС обозначали, – ничего не осталось. А пропагандисты-то при них как раз, при всяких комах, здравствовали и упражнялись. Ушло времечко. А то б точно, можно бы Инсафу пропагандистом. Впрочем, чего уж тут вот так сослагательно сокрушаться. Это ведь всё равно что после драки кулаками размахивать. Ему бы, а то бы, быть бы. Если бы не бы, во рту росли б грибы. Нужны эти парткомы сегодня как прошлогодний снег. А Инсафу при теперешнем раскладе можно податься, раз не предвидится пропагандистских вакансий, и депутатом пока не выдвинули, – ну хоть комментатором. И это даже вернее. Спросите у его домочадцев. У жены, например. Она-то и подтвердит. Потому что и сама иногда кличет его то комментатором, то – вот ведь до чего додумалась – сурдопереводчиком. Так и говорит сыну или дочери, прося напомнить отцу: «Скажите этому сурдопереводчику, новости начинаются». Или: «Что это наш комментатор про «Итоги» забыл сегодня?» Комментарий и сурдоперевод, если уж разобраться, – одно и то же. Правда, сурдопереводчика мы видим в нижнем углу телеэкрана, то есть на всю страну размахивает он руками, а Инсаф всего-то-навсего в теплушке во время перекура или дома – словом, только в Кожай-Андрееве привносит свое видение мира в умы и сердца. Но это не суть важно. Главное – смысл твоих идей. Да и ведь тот, что в нижнем углу, сообщения комментирует для глухонемых. Велика ли аудитория? В Кожай-Андрееве, например, один Турта. Да и тому наплевать на телевизионные новости. А тех, которые Инсафу внемлющие, – их больше. Но, в принципе, сурдоперевод и комментарий – одно и то же.
Вот, например, сурдопереводчик, тот, что в нижнем углу, неотступно следуя за диктором, изъясняясь на своём языке жестов, описав в воздухе полукруг растопыренной пятернёй, отправил её за спину – хап, мол. Или палец приставил к виску и покрутил. Это значит, он про нас, россиян что-то рассказывает. А вот ребром ладони по горлу провёл или руки со сжатыми кулаками скрестил, и получилось как на жестяной табличке, что приколочена к высоковольтной опоре, – «Не влезай, убьёт!» – опять же про нас, про участников реформ: хана, мол, приходит, ребята. Инсаф, когда слушает эту передачу с сурдопереводом, удивляется: здорово придумали! И даже не подозревает, что у него самого ещё чище получается.
Лежит он, скажем, вечером на диване поперёк телевизора, супружница его благоверная тем временем на кухне около печи хлопочет. И тут из передней до её ушей голос Инсафа доносится, бодрый такой:
– Ну-ка, Танечка, расскажи, чем ещё наш бражник удивил мир.
Танечка – это, не подумайте, не благоверная Инсафа, которую, вообще-то, Минзадой зовут. Танечка – это Татьяна Миткова, ведущая вечерней службы телевизионных новостей. А Минзада-то, как только донеслась до ее ушей эта реплика, точнее, только её начало: «Ну-ка, Танечка…» – тут же, не задумываясь, оставляет свой чугунок, подходит к часам, что висят здесь, вечно убегая вперёд, и возвернёт стрелку назад. Ровно девять часов, значит. Там, по телевизору, «Сегодня» начинается. Что же касательно продолжения реплики, побуждающей Танечку рассказать, чем удивил мир какой-то там бражник, Минзаду это уже не ввергает в задумчивость; она знает, что просто начавшаяся передача вбрасывает в воображение сурдопереводчика-мужа этот близкий нашему сердцу образ. А хоть бражников по матушке-России – словно это самая представительная народность в многонациональном братстве, но в информационных программах, понятное дело, речь идёт обычно об одном – главном бражнике страны. Так что озабоченная своими делами женщина, вернувшись к чугунку, уже не отвлекается, когда какой-нибудь примелькавшийся образ-символ Инсафова комментаторского словника коснётся её чутких ушей.