– Здоровый скотина, – шепчет он, бросив взгляд на меня. – Только бы поводок выдержал.
– Дрянь поводки, – отвечаю ему, накануне развешивая перетяг вдоль дворовой ограды для просушки, отметивший про себя, что свив шнурков ослаб, они одрябли в волокнах, что их пора менять.
Вот уже по все более нервным рывкам чувствуется обеспокоенность рыбины приближающимся концом. Это точно сом. Он уже виден, мечущийся в воде из стороны в сторону. Но и хозяин снасти обеспокоен не меньше.
– Надо бы тебе взять какой-нибудь дрюк. Оглушить бы, – говорит он.
Но не успеть. Сом уже на мели. Крупный, толстоголовый, каковых мне не доводилось видеть. Черная спина изгибается уже над водой, брюхо бороздит илистое дно, поднимает муть. Мы пятимся к берегу. Колени брата теперь уже выпрямлены, он упирается – тянет добычу. И тут рыбина круто ударила хвостом – шнур в руках ослаб. Мы не успели еще сообразить, а черный гигант в несколько движений корпусом ушел в глубину, унося с собой кусок перетяга с камнем на конце. Раздосадованные стоим на берегу, даже не предполагая, что быть еще схватке с речным исполином, который пока вышел победителем.
Через несколько дней наша компания рыбачила уже в полном составе. Вновь предрассветные сборы, и вот уже вновь самые замечательные, при затаенном дыхании и учащенном стуке сердца, таинства у реки. Ахыйка, будучи на три-четыре года старше, едва и на полголовы превосходил меня ростом. Правда, этот недостаток компенсировался его ловкостью и находчивостью. Однако в то утро эти качества не явили преимущества ему, который, как часто водилось у нас в часы утренней свежести, даже не закатав штанины, лишь держа их одной рукой, задрав выше колен, как был в фуфайке, зашел в воду и стал щупать шнур снасти. В такие мгновения нижняя челюсть его и губа отвисали, а на кончике носа вырастала капля. Почему он тогда утратил бдительность – уж бог весть. Может, уставший пленник на поводке набирался сил, и рывки его показались по-голавлиному миролюбивыми. Только наш герой, выдернув кол, как циркулем перебирая спутанными в коленях ногами, видно, выходил из воды на берег. Все это я теперь воображаю. А тогда мне пришлось быть не просто свидетелем захватывающего сюжета.
Мы с братом метрах в тридцати ниже по течению, довольные, насаживали на кукан свой улов, когда вдруг над рекой раздался крик:
– Алик, помогай!
Ахыйка в позе строптивого козлика, которого хозяйка тащит домой, упирался ногами в песок. Отпустив штанины, двумя руками держа кол перетяга. Но вдруг, бороздя песок, он, как на лыжах, устремился к кромке воды, а дальше уже, как спортсмен-воднолыжник, врезался в стихию. Лишь раскинувшиеся, как крылья отдыхающей чайки, полы фуфайки словно бы еще удерживали его на воде.
– Алик, спасай! – раздался истошный вопль.
Алик рысистым махом несся на выручку, тогда как Ахыйка исчез, оставив за собой лишь водные буруны, и через мгновение появился снова.
– Спасай! – гортанно орал он, так и не выпуская кол перетяга из рук, но замолчал, схваченный за шиворот подоспевшим спасателем, которому достаточная для незадачливого рыбака глубина была едва ли по пояс. И через минуту оба они выбрались на берег. Брат медленно выбирал снасть, передавая шнур мне, Ахыйка, успокоившийся, помогал нам. Струйки стекали с фуфайки. Отяжелевшие от воды штаны путались на ногах, упали на песок, а хозяин штанов лишь шагнул из них, не забыв, несмотря на перенесенный стресс, прикрыть ладошкой оберегаемый отросток.
– Яво большой, скотина, – повторяя понравившееся выражение, тихо комментировал он действия своего опытного сотоварища, который крепко упирался ногами в берег.
– Большой, – тихо подтверждал тот, зорко всматриваясь в глубину и продолжая выбирать снасть. – Кажется, мой старый знакомый.
Синий капроновый шнур, натянутый как струна, разрезал воду в хаотичном движении, а скоро уже «скотина» бился на песке, все еще надеясь на свою силу. Втроем мы насели на него. И увидели, что это действительно старый знакомый. Из широкой пасти сома свисали два поводка: один ярко-зеленый, прикрепленный к Ахыйкиному капроновому шнуру, другой – выцветший, на болтавшемся куске пенькового шнура с петлей для камня на конце. Это все что осталось от нашего перетяга, несколькими днями раньше оборванного в схватке.
Насадив на короткий вязовый кукан, Ахыйка на вытянутых вверх руках, силясь, поднял добычу, но конец загнувшегося хвоста, весь в песчинках, оставался на земле. Он и домой нес сома, двумя руками перекинув через плечо, а черный хвост бил счастливого рыбака по пяткам.