Пришел Ахыйка к нам, отдохнув, ближе к вечеру, когда мы собирали высохшие снасти, готовясь к новому походу в Лопатник. Серьезное выражение лица, взгляд без обычных бесенят в глазах. В руках высушенный, очищенный от ила и водорослей, совсем как новый, капроновый перетяг. Подошел как-то нерешительно, встряхнув, протянул его.
– Яво теперь твой, Алик, – произнес, глядя в глаза своему старшему другу. А тот как-то смутился, в задумчивости посмотрел.
– Да зачем же ты?
Нерешительно взял подарок, повертел его в руках, ударил им по ладони и, уже улыбаясь, по-своему поблагодарил:
– Ну даешь, едриттвою.
А Ахыйка, чтобы скрыть смущение, залотошил:
– Жирный какой, скотина. Вкусный. Даже вкусный, чем барашка. Полный сковородка жир был.
В те дни и родилось название – Ахыйкин плес.
А капроновый перетяг служил долго. И послужил бы еще. Только вот детство имеет одно свойство – оно проходит.
Давно минули те времена, когда Ик, наша колыбель, был полноводным и богатым рыбой; когда деревянная плотина гидроэлектростанции служила не только выработке электроэнергии, но и оберегала реку от обмеления, а окружающую природу от истощения; когда слово «браконьер» казалось нам экзотической иностранщиной. Наступила эпоха, несшая идеи покорения природы. Люди потянулись в космос, им стало недосуг до такого пустяка, как обветшалая плотина, с которой скоро убрали генераторы, растащили бревенчатое строение. И незаметно как-то обмелела наша река. А вслед в унылые пустоши, поросшие крапивой да татарином, преобразились ягодники и когда-то задремученные трущобы под мощными кронами осокоревой рощи – реликтового нерукотворного парка.
Жизнь разбросала нас по свету. Герой мой, слышал я, живет теперь в Салавате. Говорят, он трудяга, примерный семьянин, добрый, внимательный отец. Не все ж ему было оставаться Ахыйкой. Мы забыли друг друга, ни разу уже не встречались. И вот только этот огрызок капронового шнура напомнил мне о нашем босоногом детстве, о далеких благословенных временах.
ПОТАПЫЧ – МЕДВЕЖИЙ СЫН (Кержацкая притча )
Эту дивную историю рассказал мне Михаил Андреевич – средний из троих братьев соседей наших Хаминых. Он был необычным человеком, как говаривал сам частенько, сыном земли. Назвать его просто тружеником – значит, ничего не сказать, потому что много средь нас людей, потребность в ежедневном труде для которых привычна, как потребность в хлебе, воздухе, любви, солнечном свете и зелени окружающей природы. Может, более емко будет тут слово «трудяга», потому что работоспособности этого человека стоило только удивляться, не взяв в голову, как это можно успевать всё делать.
Хамины первыми в селе заложили у себя на задворках яблоневый сад, в котором между молодыми деревцами поначалу засаживали картошку, но уже скоро вместо нее здесь разрослись колючие кустарники крыжовника, черная смородина, от зеленых ковров грядок тянула длинные усы садовая клубника. Это уже с годами сетевая вода из колонок стала для нас обыденностью, и многие, один по примеру другого, обустроили подворья летними водоводами к огородам; появилась благодатная возможность взращивать при усадебках фруктовые деревца, ягодники, что до недавнего времени было большой редкостью в наших засушливых краях. А в тот год, в летнее знойное вёдро, не всегда полезное для едва принявшейся культуры, Михаил Андреевич возил воду на телеге с речки; закатав до колен штанины, бегал с ведром заливая прикорневые окружности яблонек иссякающими на глазах лужами.
С ранней весны до осени ежедневно, вернувшись со службы домой, он пилил, колол, копал, что-то строгал, приколачивал. До поздней ночи сквозь сон можно было слышать за стеной незатихающий шум работы.
Помимо как для сельского труда, неиссякаемой энергии его хватало на единственное, кажется, увлечение – охоту. Он брал меня пару раз с собой; и даже эти случаи запали в моей памяти своей полезностью не только в материальном смысле.
После окончания школы с первого заработка, давно уже завидовавший своим товарищам, тем, кто имел ружья, я купил двустволку и увлеченно осваивал охотничье ремесло. Вот тогда однажды и подошел ко мне Михаил Андреевич.
– Хорошее дело придумал, – говорил он, оценивая мое приобретение. – Если есть желание, пошли сегодня вместе. Идет валовый пролет. Так что на завтра можешь заказывать матери тесто для курника из утятины.
Для меня это был удобный случай перенять опыт у человека, который знал толк в деле; еще пацаном я видел его трофеи: то лису, то волка, а однажды медведя-пестуна, пристреленного в столкновении с ним носом к носу. Но в тот апрельский день мы, держа ружья на изготовке, направляли утлую надувную лодчонку по-над займищем расплескавшейся на много верст вне русла реки Малый Ик близ деревни Русская Ургинка. Он преподал мне тогда первый урок.