Донесётся, например, из передней жизнерадостно эдак: «Вот они, гаврики!» – домочадцам доподлинно известно, гаврики – это депутаты Государственной Думы, появившиеся на экране. Они то ли собираются, то ли, наоборот, только что покинули свой амфитеатр и идут, хоть и несколько помятые после страстей, однако очень благополучные, ухоженные, видные. В чистых – кровь с молоком! – лицах заметное выражение чувства исполненного долга. Уж точно, должно быть, закон очередной приняли. Например, о назначении себе, депутатам, будущей пенсии. В старости которую получать. Так себе – на молочишко. Только вот Настёнке – упоминавшейся сестрице Гришки, учительнице из Бишинды, лет пять надо, чтобы заработать то, что будет получать за месячишко, став народным пенсионером, сегодняшний народный избранник. Так что гаврики-то – народ крутой. Правда, в глазах всё равно какое-то радушие, что ли, готовность улыбнуться и даже словно бы поделиться хоть толикой своего благополучия. Разве что Жириновский – как петух-боец; вся внешность вызывает: кому там мало показалось? Вот на Жириновского Минзада любит посмотреть. Потому всегда готова поспешить в комментаторскую, послышься оттуда: «Дорогу друзьям Саддама Хусейна!» Она вбегает и как вкопанная останавливается перед экраном. В глазах огонёк, ладошки сложены у подбородка. А там… Не зал заседаний, а ринг. Вождь ЛДПР, увязший пятерней в женской прическе, треплет коллегу-депутатшу. Разошлись во мнении. Нет-нет, не насчет пенсии. И уж не поймёшь, то ли тамошний репортёр, то ли здешний комментатор кричит: «Стаканом, стаканом в неё!»
Но это один из редких сюжетов, которые привлекут внимание Минзады. В остальном все новости она воспринимает на слух, не отходя от печки. Услышала, скажем: «Ну, лупоглазый, много дров наломал?» – всё понятно, министр иностранных дел, перебегая взглядом по приступившим к нему журналистам, отчитывается об успехах российской дипломатии. Сейчас скажет, что наши или сектор в Косово отхватили, или ноту какую сочинили, чтобы помощь международную нам, много не рассуждая, оказывали. А вот если в голосе комментатора добрые нотки звучат, например: «Что скажешь, земеля?» – можно не сомневаться – на экране Черномырдин. Инсаф считает его земляком, потому что тот в сотне вёрст от Кожай-Андреева – в Оренбуржье взрастал до годной для столицы кондиции, а сейчас будет говорить с трибуны, что хотели сделать как лучше, а получилось как всегда.
Господа шестёрки – по Инсафову словнику – это те, что из президентской администрации; Ястреб джемский – бывший президентский пресс-секретарь; Кака Мада – одна уж очень приметная депутатша; господин Шариков – это или министр обороны, или милицейский министр, уж дюже похожие на булгаковского Полиграфа Полиграфыча – мелколобые, в лицах и крупинки мысли нет, когда смотрят в рот президенту; нахмурь он брови – на полусогнутых пустятся исполнять его прихоть, в лепешку расшибутся, чтоб только доказать рвение.
А вот непонятное «Тластвуй, тавалиса!» – это что-то новое. Тут можно сходить посмотреть. Так, ясненько. Китайцев показывают. Что за лихо занесло нашего президента-батюшку к ним? Он оттуда, видно, в тяжёлый утренний час, грозит другу Клинтону. Чтоб не забывался тот. У нас друг Цзянь Цземинь появился. С ним теперь будем диктовать миру свои условия.
Словом, хоть и удивляется Инсаф тому, который в нижнем углу телеэкрана, а у самого не хуже отработано. Домочадцам, не глядя на экран, по его обильному образами комментарию можно узнавать обо всем. Правда, вот так, беглым огнем, пунктирно отмечаются новости. Потому что Минзаду раздражают пространные желчные рассуждения. Она, чуть Инсаф развернись, кричит: «Ну хватит, хватит! Умник нашёлся. Тебя только не хватает там в министерствах». Другое дело на работе с товарищами, которые по причине присутствия средь них Инсафа стали до того политизированными, что теплушка, куда они идут на передых, можно подумать, вовсе не теплушка, а дискуссионный клуб. Сюда б ещё оператора-телевизионщика.