— Убей меня… — вдруг подаёт голос Трус.
— Что? — от удивления вскакиваю, но тут же падаю обратно.
— Прислони меня к камню и убей… — чуть слышно раздаётся в голове, сил говорить у Труса уже нет. — Искупление…
Ну, искупление, так искупление… Оставайся у меня силы на эмоции обязательно бы поглумился над случайным пафосом, но сейчас я, словно биоробот, лишь выполняю программу.
Подтащив тело к камню, стал поднимать его, прижимая к поверхности. Точнее, подниматься, держась за него. Вот мы стоим вертикально, теперь надо… как-то…
Прижав Труса плечом, нашариваю лапой пульт управления его скафандром, нажимаю несколько кнопок, и тот опадает на пол, оставляя ящера голышом. Ждать пока он умрёт от недостатка кислорода слишком долго — стрельба подозрительно давно не доноситься — могу не успеть. Остаётся…
Сбрасываю шлем, впиваюсь клыками в горло Труса, краем глаза отмечая появляющиеся трещины на поверхности Монолита. Давление на мозги затихает, но сил уже не остаётся и в глазах темнеет…
*
В себя прихожу рывком и сразу.
Шлем в лапе, потому тут же надеваю его на голову, и чувствую приток кислорода из резервных баллонов. Почему-то я сейчас не в зале с каменюкой, видимо, отполз на автопилоте. Туда я возвращаться не хочу, не хочу смотреть на убитого… друга? Пожалуй, друга.
Самое страшное, что никаких эмоций по этому поводу я всё ещё не испытываю. Перегорел, похоже. Надеюсь, что ошибаюсь. Но пока же надо разобраться с будильником:
— Да, Наур? — отвечаю на настойчивые попытки связаться со мной.
— Вожак! — излишняя «громкость» сильно бьёт по черепушке изнутри, и содержимое желудка — там что-то вообще есть? — подскакивает к горлу. — Основная ударная группа внезапно была разблокирована! Можем ударить по планете Монолита в любой момент!
— Отставить удар! — да здравствует, субординация и запрос инструкций. — Лучше заберите нас отсюда. Домой хочу!
Интерлюдия
Где-то в Запретной Зоне.
Яркий свет, стерильно белые стены, потолок такого же цвета — это помещение при первом взгляде на него хотелось назвать операционной, к тому же, что и пациент присутствовал — лежащее на белом же кресле-трансформере пятнистое мохнатое тело. Тело лежало абсолютно неподвижно, хоть и зажимы для конечностей были раскрыты, и можно было бы подумать, что операция не удалась, а врачи по какой-то причине оставили труп здесь.
— Где я?! — лежащий доселе неподвижно труп, подпрыгнув, сел и схватился за голову: — кто я? Эй! Меня кто-нибудь слышит?!
— Не кричи…
Голос исходил словно бы отовсюду, и в то же время из ниоткуда. Труп — хотя какой уж теперь труп — крутил головой, стараясь отыскать источник, но в комнате кроме него никого не было.
«Головой тоже не верти, мозги растрясёшь, — на этот раз пациент понял, что невидимый собеседник не где-нибудь, а внутри его головы, — и не кричи больше, я тебя и так слышу, а вот им не нужно».
— Кому им? — одними губами прошептал пациент.
«Тем, кто это с нами сделал», — продолжал голос в голове, пока пациент поднимался с кушетки.
«Что сделал?» — еле удержался пятнистый от реплики вслух.
«А тебе не кажется, что тут кто-то из нас лишний?» — с долей ехидства спросил собеседник.
«Хочешь сказать, что меня здесь быть не должно» — вздумав пройти до стены, пациент оступился от неожиданной мысли.
«Да не тебя, меня! — раздраженно донеслось. — Меня тут быть не должно!»
«А где ты должен быть?» — успокоившись, хозяин тела занялся тем, чем и планировал — ощупыванием стен на предмет чего-нибудь, что могло бы открыть проход, или как-нибудь ещё помочь в сложившейся ситуации.
«Не здесь, — ответ явно дался с трудом, — не могу ответить… не… даёт…»
— Что не даёт? — продолжая шарить лапами по стене, спросил пациент.
«Не могу сказать… данные недоступны… И ты опять говоришь вслух?» — раздражённо спросил Голос.
«Извини».
— Есть! — от неожиданности пациент не сдержался.
«Я бы на твоём месте этого не делал!» — посоветовал Голос, но пациент уже бежал в открывшуюся дверь.
Там же.
— Зачем мы это сделали? — в тёмной комнате, освещаемой многочисленными экранами, на которых с разных ракурсов изображалась пустая белая комната, сидели в мягких вращающихся креслах два рари — один в стандартном лётном комбинезоне без знаков различия, другой в непонятном наряде, который, казалось, был понадёрган отовсюду понемногу.
— Нам надо было протестировать слияние, — ответил рари в комбинезоне назидательным тоном, словно поучая неразумного ребёнка, а, впрочем, так оно и было: — братишка.