— О, Господь, Бог Авраама, Исаака и Иакова, избави нас…
— Аминь, и я уверен, Он нас избавит. Про нас уже начали забывать, и скоро мы сможем отсюда уйти. Я даже попробую отвязать твоего мула, и ты сможешь бежать со всеми удобствами.
— О, Господь…
— Посмотри-ка, они готовят еду.
— Ты сказал, еду, брат? — при мысли о еде ее покоробило. — Нечестивую еду!
— Судя по виду, эта пища была украдена у боговерующих.
— Вот поэтому она еще омерзительней.
— Сестра, должен признаться, я голоден. — Ибо внутри него освободился зверь. — Ты вкусно поела в доме матроны, а мне не было предложено ни крошки. Значит, я должен подкрепиться.
Храбро шагнув к навесу, под которым занимались своими делами готы, он показал на себя и произнес: «Марциан», и показал на мужчину с гривной, который произнес «Эврик», и все засмеялись. Лица варваров были искренние, детские и волевые. Эмоции пролетали над ними, как облака. Никому, даже им самим, было неведомо, что они будут делать в следующую минуту. Отдав ему лучший кусок, они пили за него, друг за друга и за Великий Рим. И еще они пили за Перпетую, изучая ее черты храбрыми голубыми глазами. Она опустилась на колени — и то была не самая безопасная поза. Один из варваров облизнул губы, другой провел пальцем по штанам, и вдруг все пятеро стали бороться на полу. Пятеро, поскольку Марциан вмешался, чтобы спасти ее. Заваруха была ужасная. Десять рук, пять голов и десять ног смешались в крутящийся шар, из которого исходили и уносились в ночь вопли девственницы и рев ее насильников.
— Сестра, беги, — повторял Марциан. — Я удержу их, беги.
Она убежала, а изнасиловали его.
Удивление оказалось сильнее боли. «Не меня, это не со мной», — такова была его мысль, когда пресловутая готская оснастка проникла внутрь. Ходила молва, что женщины от этого умирают. Говорили, что от того семени рождаются дьяволы. «Но мне это не грозит». Подумав так, он невольно засмеялся и услышал ответный смех Эврика. Ибо насильником был Эврик.
Так вот каковы эти готы! Еда и выпивка, разврат, сон, драка, еда, веселье, выпивка, парень, девушка, никакой разницы. Удовлетворившись, Эврик скатился с него. Теперь его можно было прикончить без труда. Но ведь животных и младенцев не убивают. И остальные двое тоже были теперь не опасны. Сила примера оказалась для них слишком сильна. Называют себя дьяволами, не так ли? Но Марциан-то знал лучше. То что случилось — несерьезно. Неудобство уже проходило, и никому об этом незачем знать.
Он поспешил за сестрой, нашел ее за молитвой, усадил ее на мула и попытался вскочить на свою лошадь. Его удержал острый приступ боли, поэтому он пошел пешком, ведя свою драгоценную подопечную вниз по горным тропам. Взошла луна и осветила местность, которая оказалась знакомой. Некоторое время Перпетуя была вполне довольна, распевая псалмы об избавлении, но когда ее душа опросталась, она со всей строгостью обратилась к брату и начала его упрекать за плохое руководство экспедицией. Марциан не защитил себя — он едва достиг возраста защиты — и уж точно не надо было ему падать с лошади, при столкновении с готами. И все же он чувствовал, что внес своего рода лепту, приняв то, что должно было достаться его сестре.
— Что ты смеешься?
— Я не смеюсь, сестра моя.
— Я видела твое лицо в лунном свете. Почему ты мне лжешь?
— Я не лгу.
— Марциан! Марциан! Неужели даже после этого предупреждения свыше ты не страшишься вечного проклятья? — Она продолжала бы говорить, но ее остановил стук копыт. Их преследовали.
Марциан отвел мула в тень скалы, мимо них пронесся Эврик. Он казался нежданно величественным, гривна сияла, лицо было погружено в мечту. Галоп колдовства и мщения. Он звал демона ночи. Заплутавший в холмах, этот клич показался Марциану его собственным именем.
Перпетуя ликовала.
— Да, сестра, он опять тебя упустил. Я знаю тропу, ведущую на равнину, там ты будешь в безопасности. Но прошу тебя, сестра, воздержись от пения. Твой голос звучит слишком звонко в ночи. Ты можешь потерять свою пока еще невинность.
Она открыла рот, чтобы возразить ему, но промолчала. Появление гота напугало ее, и впервые в своей жизни она сделала так, как ей велели. Склонив голову и медитируя о вселенной, чьим земным центром она полагала себя, Перпетуя позволила своему никчемному брату стать ее поводырем. Он искал песчаные участки, на которых шаги мула ложились мягко и неслышно, он выводил Её Целомудрие из предательского лабиринта холмов. Ночь светлела, по сторонам наконец появились оливы и виноградники, скоро они встретят рассвет в родительской усадьбе. Но тут появился Эврик, он скакал к ним неистово.