Внутреннее чутьё детектива подсказывало, что даже если беглец не виновен, то точно что-то знает. Иначе откуда столь несвойственное поведение? Откуда паника? И что это за затравленный взгляд виновного, совершившего преступление? Нет, вначале его нужно поймать! Поймать! И как следует допросить!
Как назло, беглец свернул вправо на перекрёстке. Внутренний маяк детектива тотчас подсказал – дело плохо. Впереди, за следующим поворотом, начинаются территории оккультистов-фанатиков.
– Тварь! – ругнулся он, негодуя. – Только не туда!
Но было уже поздно.
Беглец свернул… и попал в самое пекло. Возгласы, слышимые словно издалека, вдруг стали громче, раздался свист и улюлюканье. Оказалось, именно сегодня на этой улице проходило внеочередное стихийное собрание братства Моам Баал, в простонародье – фанатиков-самоубийц, приносящих себя в жертву Кровавому богу.
Едва Боул свернул в оживлённую улицу, он столкнулся нос к носу с одним из ярких представителей, называемых в честь почитаемого ими бога моамбальцами. Бычий взгляд коренастого высокого косматого бородача встретился с яростным взглядом детектива. Кровавого цвета ритуальные тряпки обвивали голые тела всех присутствующих, обративших злые взоры на незнакомца.
– Оп! – выкрикнул кто-то из толпы. – Ещё собрат пожаловал?
– Нет, я здесь по делу, – нехотя выдавил из себя Фиджеральд.
А в уме прибавил: «Дело труба. Моамбальцы никогда не выдают беглецов. Они скорее спрячут нумерованного в толпе, а потом убьют на очередном жертвоприношении».
– Ищешь кого? – Стоящий рядом фанатик плотоядно облизнулся, глядя на Боула красными зрачками.
«Какую только гадость они не принимают, чтобы туманить сознание и выглядеть как их божество, Моам Баал».
– Уже никого, – буркнул Боул, отступая назад. А глядя на то, как толпа двинулась в его сторону, пригрозил: – Я Фиджеральд Боул, детектив из Сорок седьмого участка. Не советую меня преследовать, иначе плакал наш нейтралитет и показное невмешательство в дела вашего братства. – На последнем слове работник участка сделал громкий акцент, отступая спиной обратно в переулок.
Но толпе было плевать. Кровожадные взгляды буквально кромсали новую жертву на части и почти осязаемо ранили, оставляя зудящие ожоги на коже. Как вдруг позади толпы послышалось громогласное:
– Отпустите его, пусть бежит, поджав хвост. А я вам напомню, братья, неспроста нам даровано знамение нашего бога. Продолжим…
Мужчины в красных ритуальных нарядах, замотанные с ног до головы длинными отрезами ткани, послушно склонили головы, потеряв к пришедшему всяческий интерес. Вместо этого они в один голос затянули молитву Баалу на моамском языке:
– Важим боржиии хие, якнош хатуи хиа, ан ямсатори куа… амогооши иннок! Амогооши инноку! Баал Моам! Баал Моам! Баал Моам инноку!
Фиджеральд отступал назад, отчаянно вжимая шею в плечи от отвращения и безысходности. Гипнотическая песнь множества голосов звучала в голове, рождая странные, необъяснимые и невероятно кровожадные чувства, которые он хоронил в себе столько лет после бесследного исчезновения его собственной жены. Тогда, в то время, он готов был наброситься с кулаками на любого прохожего, криво глянувшего в его сторону.
Именно поэтому он принял единственно верное решение, уехав в Приграничье, туда, где его жажда мести могла принести хоть какую-то пользу Аттийской империи. Иначе сидеть бы Боулу в тюрьме вместе с теми, кого он упёк ранее, до исчезновения любимой.
Неосознанно, в полной задумчивости, он вернулся к сетчатой ограде. В этот раз перелезал медленно, нехотя, мотая головой из стороны в сторону, чтобы отделаться от неприятного оцепенения или же задумчивости. Досада и злость возобладали, и Боул громко выдохнул:
– Тварь!
А когда приземлился, пружиня ногами, то в следующий миг выпустил пар на картонных ящиках с пустой стеклянной тарой, выставленных на улицу из ближайшей питейной. Раздался громкий лязг, несколько бутылок покатилось по выщербленной и местами разбитой бетонке. Детектив уныло проводил взглядом одну стекляшку, самую непослушную, отлетевшую аж в соседний переулок.
– Всё-таки ушёл… – выдохнул детектив, плюнув прямо на почерневшую стену, мимо которой проходил. Но стоило ему сделать ещё шаг и по привычке на очередном перекрёстке исследовать взглядом поперечную улицу, как он громко присвистнул, заметив внизу кровавые следы. Красная лужа красовалась возле стены, на дорожке, усыпанной мелким гравием и бетонной галькой, а чуть дальше из кучи мусора выглядывали наружу человеческие пальцы.