Ритм все убыстрялся, и плясала уже вся «Пропаганда». Казалось, «Мароккасты» испытывали на прочность, повторяя строчку про железяку и сионисткого льва словно мантру, но все быстрее и быстрее. Глеб неожиданно увидел Нюру. Она не танцевала: потягивала коктейль у барной стойки. Рядом с ней облокотился на стойку высокий крепкий мужчина в неуместном дорогом костюме, по которому Глеб и узнал Влада.
Снежана скакала вокруг Глеба, чуть придерживая короткую юбку, которая то и дело взлетала вверх. Лицо раскраснелось, волосы растрепались. Вместе с Муфасой и его друзьями Снежана орала:
— Я хочу быть железякой словно сионисткий лев!!!
Внезапно барабаны смолкли, публика взорвалась восторженно завопила, а Снежана буквально рухнула на Глеба.
— Во-первых, пойдем искать мои туфли, — сказала она, — во-вторых, я хочу водки.
Через час они выбрались наружу. Нюра и Влад как раз садились в роскошный «Джип-чироки», дожидавшийся в арке напротив. Заметив Глеба со Снежаной, Нюра махнула рукой: мы поехали, пока.
Глеб и Снежана пошли вниз по переулку.
— Ты где живешь? — спросила она.
— На Соколе.
— Понятно.
На углу Маросейки и Архипова они остановились.
— Вон там, — сказал Глеб, — находится синагога. Мои одноклассники туда ходили иногда, но в советское время за это можно было вполне огрести.
— Я знаю, — кивнула Снежана, — я же здесь в школе училась. У меня родители жили в Москве, по сэвовской линии.
Так, разговаривая, они дошли до Покровских ворот, и Глеб решил, что пора ловить машину. На заднем сидении раздолбанной и воняющей бензином «Волги» Снежана, переплетя длинные ноги в темных чулках, задумчиво рассматривала подол. Глеб нерешительно обнял ее за плечи. Она глянула с любопытством и зашептала на ухо:
— А ты знаешь, что у меня под юбкой? — и тут же отстранилась, даже чуть оттолкнула его, чтобы насладиться произведенным эффектом. Потом, чуть раздвинув ноги, довольно громко сказала:
— Ни-че-го.
И схлопнула колени.
— Как символ пустоты, понимаешь? Пелевина читал? У меня вообще, Глеб, не пизда, а совокупность пустотных по своей природе элементов восприятия.
И взглянула победоносно. Глебу стало неуютно. Дело даже не в том, что немногие знакомые женщины использовали это слово не в качестве фигуры речи, а для описания собственного полового органа. Скорее, он был напуган тем, что этим вечером все происходит словно помимо его воли: хотел остаться в офисе и еще поработать — и поехал на концерт, да еще оказался в такси с девушкой, которая, похоже, имела на него какие-то виды.
— Так что красивых трусов на мне ты не найдешь, — как ни в чем не бывало продолжала Снежана, — но иногда это еще и практично, понимаешь? К тому же у меня очень красивые чулки, — и она приподняла подол, показывая кружевную резинку.
Глеб потянулся было, но девушка довольно больно ударила его по пальцам:
— Я так не люблю. Я вообще не люблю, когда мне туда что-нибудь кроме хуя суют, — внезапно она снова скрестила ноги и привалилась к Глебу. — Знаешь, почему? У меня мачеха была лесбиянка, и она попыталась меня изнасиловать.
Она говорила на удивление спокойно — уже без вызова, без насмешки. Глеб слушал ее, в который раз за последние недели испытывая дежа вю. На этот раз он вспомнил Таню: она тоже прекрасно умела рассказывать самые страшные истории из своей жизни так спокойно, словно попытка изнасилования — вполне светская тема для беседы. Когда они только познакомились, это его очаровывало. Теперь, спустя десять лет, казалось немного смешным и наигранным.
— Когда моя мать умерла, мне было пятнадцать, — рассказывала Снежана. — Это здесь случилось, в Москве. Мы вернулись в Болгарию, а через два года отец женился на американке, которая работала не то в «Сане», не то в «Хьюлетт-Паккарде». Ну, и мы втроем уехали в Силиконку, в Калифорнию то есть. Тетка вообще была милая, я даже не сразу поняла, в чем дело, пока она подкатывать не начала, когда отца отправили в командировку.
— Сколько тебе было лет? — спросил Глеб.
— Двадцать один, — ответила Снежана, — но я, конечно, уже не была девушкой. Кстати, дефлорировал меня русский бойфренд, еще в 89-ом. Он был очень крутой, — и мечтательно добавила: — Представляешь, я первый раз трахалась под «Все идет по плану».
При воспоминании об этом Снежана оживилась и нежно запела на какой-то собственный внутренний мотив: