Задрав голову, Глеб долго смотрел, как волна идет по шнуру вверх. Потом слабый звон — и снова тишина. Только Глеб собрался уйти, решив, что Луганского нет, окно открылось, Борис высунулся и махнул рукой:
— Обойди слева, — крикнул он.
Глеб обогнул дом и уперся в железные ворота, запертые на висячий замок. Через минуту в глубине двора появился Луганский с ключами.
— Рад видеть, — сказал он. — Проходи.
Они поднялись на третий этаж, Луганский толкнул дверь и мощная звуковая волна чуть не сбила Глеба с ног.
— Извини, не сразу услышал, — сказал Луганский. — Видишь, какой расколбас.
Квартира у Луганского была странная, чем-то похожая на Хрустальный — не то квартира, не то офис. Там толклась куча народу: в коридоре оживленно беседовали две девушки, а в комнате, где громыхала музыка, сидели на полу трое молодых людей, едва различимые в клубах сигаретного дыма.
— Сделайте потише, говорить невозможно, — крикнул в приоткрытую дверь Луганский.
Звук чуть приглушили, и Луганский сказал:
— Пиздец, музыку через стены просто невозможно слушать. Все высокие частоты режет.
Они прошли дальше, мимо кухни, в европейском стиле совмещенной с какой-то комнатой. Кухней, впрочем, ее можно было назвать только условно: холодильник, раковина и электроплитка с двумя комфорками. За небольшим столом сидел молодой парень с двуцветной головой: сложный узор из белых полос на черных волосах, подстриженных коротко, точно английский газон. Парень пил чай из большой чашки и смотрел в крошечный телевизор. Изображение на экране скакало.
— Привет, — сказал парень.
— Это Глеб, — представил Луганский, — а это Денис.
— Мы на закрытии «Птюча» виделись, — сказал Денис. Глеб его, конечно, совсем не помнил.
— Глеб в Хрустальном работает, — пояснил Луганский, — дизайнером. А Денис делает собственный психоделический сайт. Через месяц запустит.
— Ты, наверное, Антона знаешь? — спросил Глеб, чтобы спросить хоть что-нибудь.
— Знаю, — без энтузиазма ответил Денис. — Тусовщик такой.
Глеб подумал, что еще пять лет назад это слово звучало комплиментом, а сейчас звучит совсем пренебрежительно.
— Ладно, — сказал Луганский. — Пошли ко мне.
Они прошли в следующую комнату, где на столе стоял компьютер и колонки. В углу, прямо на полу, матрас — как у Андрея.
— Это твоя квартира? — спросил Глеб.
— Наша, — ответил Луганский, — это же сквот.
— Как на это… на Трехпрудном? — спросил Глеб. Таня когда-то рассказывала ему про коммуну художников.
— Ну, типа того, — Луганский вздохнул, — только теперь все цивилизованно. Раз в месяц приходят владельцы, мы платим им две сотни и живем дальше. А как надумают сделать в здании ремонт и устроить офис — нас и выселят. Хорошо, за электричество платить не надо — мы его у конторы этажом ниже воруем.
— А Интернет? — спросил Глеб.
— Ну, кто же за сеть платит? — удивился Луганский. — Чернозатонский всем давно объяснил, как надо бесплатно «Америкой-он-лайн» пользоваться. Они месяц проверяют номер карточки, а ты все это время юзаешь на халяву. А потом генеришь новый номер — и опять.
— Понятно.
Внешность обманчива, подумал Глеб: после первой встречи он был уверен, что Луганский — богатый телевизионный человек, а не артистическая богема, живущая по чужим углам и подворовывающая Интернет и электричество.
Сегодня, как и при первой встрече, Луганский был одет в черное: черные джинсы и майка с чьим-то красно-белым портретом и надписью «Kill the Pigs!». Глеб знал, что московская богема вот уже пять лет ходит только в черном, и вспомнил историю какого-то Таниного приятеля, модного художника, встретившего на вечеринке женщину-психолога. Та посмотрела на него и сказала: «У вас, видимо, депрессия: вы всегда в черном», а он ответил: «Никакой депрессии. Я бы с радостью носил другие цвета, если бы их можно было хотя бы надеть». Рассказав эту историю, Таня заметила, что оба, очевидно, остались при своем мнении.
— Майку рассматриваешь? — спросил Луганский — Круто, правда? Мэнсон как он есть.
Глеб кивнул.
— У нас был проект, — продолжал Луганский, — выдвинуть Мэнсона в Президенты РФ. Собрать голоса, все по серьезу. Но, кажется, надо, чтобы кандидат был гражданином России, иначе не канает. Так что придется за Ельцина голосовать.
— Когда выборы-то? — спросил Глеб.
— Да ты что? — поразился Луганский. — Послезавтра. Прощай, халява. Столько бабок можно было заработать! Даже мне перепало: я варианты роликов для Лебедя писал. Ни один не приняли, правда, но каких-то денег все равно заплатили.