— Так ты за Лебедя голосовать будешь? — спросил Глеб. Ближе к выборам всеобщая истерика, видимо, коснулась и его.
— А какая разница? — сказал Луганский. — Его потом с Ельциным сольют все равно. Это ж как два пальца обоссать.
Глеб кивнул.
— Я вообще-то не особо политикой интересуюсь, — пояснил Луганский. — По-моему, после 1991 уже все равно, кто у власти. Все одно воровать будут.
— Но ворюга мне милей, чем кровопийца, — улыбнулся Глеб.
Луганский кивнул.
— Послушай, — сказал Глеб, — я хотел тебя спросить про Снежану.
— Какую? — удивился Луганский. — А, которая Death in June?
— Почему? — не понял Глеб.
— Ну, смерть в июне, — пояснил Луганский. — Она же в июне умерла, так?
— Да, про это, — сказал Глеб. — Ты ее давно знаешь?
— Ну, как-то тусили вместе пару раз, — пожал плечами Луганский. — Я все трахнуть ее хотел, но не сложилось. Хотя вроде и она была не против. Зато вот Настю оприходовал на Снежанином дне рождения.
— Когда это ты успел?
— А, долго ли умеючи! Сам знаешь, слово за слово, хуем по столу. В комнате, где компьютеры у вас стоят. Сначала про Тарантино, потом про клаббинг, потом про MTV — оглянуться не успела, как уже ноги раздвинула. Я люблю, чтобы все быстро. Хорошо, кстати, что поторопился — только кончили, как все и началось.
— Что началось?
— Ну, менты, допросы, труп на лестнице. Еле застегнуться успел.
— То есть вы весь вечер так и не выходили из офиса? В смысле, пока Снежану не убили?
— Ну да. Ты же сам видел — я сначала читал свою шутку. Ну, про братков.
И Луганский ткнул в листочек, прикнопленный к доске на стене. Глеб подошел и автоматически прочитал финал:
— Ну, это звучит у меня похоже, а пишется по-разному. То Ха — И — Зэ, а то Ха — Е — эР. То есть «его» и «ее».
— «Хиз» и «Хер»?
— Ну да.
— То есть из-за того, что там все мужики — пидоры, баб, что ли, никто в натуре не ебет? И у них на уме один хер?
— Постой, ты не понял. По-английски «her» не значит «хер», «хер» по-английски будет «фак».
— Надо же. «Фак», еб тыть. А как будет «пошел на хуй»?
— «Пошел на хуй» по-английски будет «фак офф».
— А как будет по-английски «пизда»?
— Не знаю, наверное так и будет — «the pizda».
— Это такой намек для своих, — пояснил Луганский. — В Сети есть страничка, где приведены результаты поиска Альтавистой по маске «pizd*». Там, в частности, есть человек по имени Джонатан Пиздец. Реальный человек, не виртуал. Американец какой-то.
— Круто, — сказал Глеб.
Они вышли обратно на кухню. Дениса уже не было, изображение в телевизоре стабилизировалось, и Глеб на секунду замер — картинка показалась знакомой.
— Выключи ты эту хуйню, — сказал Луганский. — Я ВГИК кончал, меня с тех пор от Тарковского тошнит.
— Что так? — спросил Глеб.
— Профессора заебали, — ответил Луганский, выключая телевизор. — И вообще, людей, которые любят Тарковского, надо резать, как Шэрон Тейт.
Глава двадцатая
Дома Глеба ждало письмо от Вити Абрамова.
«Привет, ребята»,
— писал Абрамов транслитом на лист. —
«Классно, что я нашел это место, а то я все равно ничьих мэйлов не помню. Вольфсон, как всегда, на высоте. Узнаю брата Васю. Пишу я, чтобы вы знали мой новый мэйл — тот, который был в России, накрылся тем же, что и вся моя тамошняя жизнь. Говоря в двух словах, я влетел на приличные деньги, причем такие, что даже скинься вы все вместе, вряд ли меня выкупите. Но, к счастью, все образовалось: я вовремя подорвал и теперь на свободе. Прощай, как говорится, немытая Россия».
Вместо подписи стояло ВА, а ниже постскриптум:
«Только что нашел на странице все ваши адреса. Кое-кому скоро напишу лично. Ждите».
Глеб вздохнул с облегчением. Нажав Reply, ответил:
«Привет, Витька. Рад, что ты цел. А то свалил — ни слуха, ни духа. У меня осталась твоя карточка Visa. И еще — я хотел тебя спросить, но как-то забыл тогда: что ты имел в виду, когда говорил, что Чак хватает тебя за ноги? И где ты сейчас? Может, соберусь в отпуск за границу, повидаемся.
Вот уже несколько дней Глеб был подписан на лист. Разбросанные по всему миру одноклассники, лениво переругиваясь, обсуждали грядущие выборы («Я коммуняк как не любил, так и не люблю» — «При коммунистах хоть наука была»), калифорнийцы собирались встретиться на 4 июля и обсуждали «Mission: Impossible» и «Twister» с теми из москвичей, кто успел посмотреть пиратское видео («Тупое кино, как вы только такое смотрите?» — «Его просто надо видеть на большом экране»). Никто ни единым словом — даже на девять дней — не поминал Мишу Емельянова, словно его и не было никогда.