В ответ Арсен начал длинно рассказывать, как ему противно, что выбирая Елкина сегодня, мы обрекаем себя на то, чтобы выбрать Лебедя в 2000 году, но за Зюганова он голосовать тоже не пошел бы, ибо не хочет быть рядом с Витюшей Анпиловым, и будет слишком противно, если они победят.
— А если мы победим, — сказал Андрей, — будет стыдно, что голосовали, потому что и без нас бы обошлись.
Глеб подумал, что ему, пожалуй, решительно все равно, кто победит, и вышел в большую комнату. Там играл Ник Кэйв, а Катя танцевала в компании с Шаневичем и Муфасой. И довольно громко подпевала:
Почему-то на предпоследней строчке Глеб опять вспомнил Снежану и подумал, что ее призрак мог бы присоединиться к этому танцу и еле слышно подпеть голосом Кайли Миноуг.
Он налил себе водки и выпил. Интересно, подумал он, сопьюсь я, если и дальше буду здесь работать? Глядя на танцующую Катю — Машу Русину — он ощутил приближение знакомой апатии. Чем он занят последние дни? Пробует вычислить убийцу Снежаны, узнать, кто выдал себя за покойного Чака или найти Маринку Цареву, надеясь, что в конце концов, как в плохом детективе, все три линии сойдутся: псевдоЧак окажется Маринкиным любовником и убийцей Снежаны. Эта версия нравилась Глебу прежде всего потому, что позволяла не думать о собравшихся здесь как о потенциальных убийцах. Теперь он лучше понимал Горского, который призывал искать убийцу только в виртуальном мире.
Глеб пошел на кухню и в коридоре у окна увидел Бена и Осю. С политикой они, слава богу, разделались.
— Взять хотя бы Визбора, — говорил Ося. — Это же настоящий евразийский поэт, его тексты наполнены эзотерикой.
— Где? — возмутился Бен, — где у него эзотерика? Только не надо про его одноклассника, погибшего за единую Евразию под городом Герат. Возьмем что-нибудь классическое — скажем, про солнышко лесное.
— Пожалуйста, — ответил Ося, — будет тебе солнышко лесное. Я раньше никак не мог понять: кто ж ему мешает вернуться к этой, с которой он у янтарной сосны? Жена, что ли? Алла, если не ошибаюсь, Якушева?
— Ада, — сказал Глеб. Емеля любил петь старое КСП, бывшее еще до Мирзаяна и Лореса.
— Вот оно! — порадовался Ося. — Жена из ада. Такое случайно не бывает!
— Так почему он вернуться не мог? — спросил Глеб. Сейчас, больше чем когда-либо, он был уверен, что вернуться нельзя никуда и никогда.
— Потому что это песня про солярную магию! Она же солнышко лесное, потому что он ее вызывает солярным ритуалом! Она типа суккуба и может появляться только в одном месте. И мы знаем, в каком: ручей у янтарной сосны плюс кусочек огня. И, вероятно, только в какой-нибудь правильный день.
— В какой? — машинально спросил Глеб.
— Мы знаем, в какой, — радостно провозгласил Ося — ответ явно пришел ему в голову только что: — В летнее солнцестояние. Двадцать второго июня ровно в четыре часа.
— Круто, — потрясенно сказал Бен, а Глеб пошел дальше на кухню, недослушав до Осину речь: вот именно поэтому его, Осю, и огорчает переориентация Бена на современную попсу.
На кухне никого не было, и Глеб вернулся в комнату. Диск кончался, Катя и Бен обнявшись топтались под «Death is Not the End», и Глеб вспомнил письмо Чака с того света. Потом все, в ожидании опаздывающего фотографа, пили водку и обсуждали, где взять денег на журнал. Насколько понял Глеб, идей было несколько: размещать в журнале рекламу, делать новости для внешних заказчиков, наподобие новостного агентства, и продавать статьи в другие журналы.
— А еще, — сказал Андрей, — можно устраивать он-лайн пресс-конференции.
— Это будет круто, — кивнул Бен. — Алену Апину позовем или даже Аллу Пугачеву.
— Проще все-таки начать с Пригова, — сказал Шаневич, — а потом, скажем, «АукцЫон».
— Или Пелевина, — добавил Андрей, и Глеб остро почувствовал, что некому добавить: «и Тарантино».
Глава двадцать седьмая
Ему стало грустно, и он вернулся в офис. В ящике лежал ответ Вольфсона: Валерка проснулся и писал, что может сейчас встретиться на IRC. Глеб быстро создал канал и отмылил название Вольфсону.
— Ты ничего не слышал про Маринку Цареву? — спросил Глеб.
— Нет. А что, она в наших краях?
— Да нет, судя по всему — в Москве.
— А ее что, кто-то видел после школы? Я думаю, она давно уже свинтила куда-нибудь, как все нормальные люди.
Глеб подумал, что Вольфсон никогда не считал нужным скрывать, как относится к собеседникам.