– Боже мой. А что случилось?
– Боюсь, процессор сдох. Вентилятор последнее время плохо работал.
– Блядь, – выдохнул Глеб. – Я-то уж подумал…
Неловко: старую шутку про чайника, который звонит программисту, когда у того перегорела материнская плата, и приносит соболезнования по поводу смерти мамы, Глеб знал лет пять, не меньше. Никогда не предполагал, что сам попадется.
Бен расхохотался.
– Нет, это ты меня извини, я как-то не сообразил, как оно звучит…
– Слушай, – сказал Глеб, – мне бы с тобой поговорить. Подъехать к тебе можно?
– Давай, конечно. Я раньше двух не ложусь. Я тебе картинку отмылю, как ехать.
Через час Глеб уже поднимался по широкой лестнице. Старый дом в стиле модерн располагался в одном из посольских переулков Замоскворечья. Огромная металлическая дверь утопала в лепной нише, точно вход в бункер посреди гипсового сада. Открыл мальчик лет десяти.
– Вы к папе? – спросил он.
Вот уж не знал, что у Бена с Катей есть дети, подумал Глеб и кивнул, осматривая чистенькую прихожую.
– Проходите. Папы сейчас нет, но вы можете его подождать.
– Но я же с ним говорил час назад, – удивился Глеб.
– Папа ушел еще утром, – спокойно сказал мальчик. – Вы, наверное, с дядей Беном говорили.
Из глубины квартиры доносились звуки, будто кто-то поднял крышку рояля и пустил туда побегать мышь.
– Я думал, Бен и есть твой папа.
– Дядя Бен – муж тети Кати, – внес ясность мальчик. – Мой папа – Саша Казанцев. Я – Миша.
– Ааа, – протянул Глеб, окончательно запутавшись. Кругом слишком много людей. Каждый новый знакомый обрастал таким количеством близких и соседей, что достижение точки равновесия между мертвыми и живыми, видимо, возможно только в случае глобальной катастрофы.
– Тогда вам в его офис, – и мальчик ткнул пальцем в коридор направо. – Там дверь открыта, увидите.
Глеб пошел по коридору, дивясь необъятным размерам московских квартир. Похоже, никто из знакомых не живет как люди – все делят дом с другими, зачастую чужими: вероятно, потому что жилье в Москве дорого.
Впрочем, после Хрустального и сквота Луганова квартира Бена поражала чистотой и строгостью. Однотонный палас приглушал шаги, двери закрыты – только одна приотворена, и в большой гостиной Глеб разглядел девочку лет шести – она мучила позолоченную арфу. Наконец, Глеб достиг офиса.
Небольшая комната была до самого потолка уставлена самодельными фанерными шкафами. Провода торчали из раскрытых ящиков, в центре на большом столе стояло несколько распотрошенных компьютеров, вдоль стен – штуки четыре работающих. За одним сидела Катя Гусева и работала в "Фотошопе". Над ее монитором Глеб увидел распечатанную на принтере фотографию Шварцера с крупной подписью: "А это что за говно?"
– А где Бен? – спросил Глеб.
– На кухне, – ответила Катя, – он сейчас занят. У него мама сгорела, он страдает.
– Ни фига я не страдаю. – Бен вошел в комнату. – А вот пока меня не было, эфэсбэшники не звонили?
– Нет, не звонили. – Катя повернулась к ним спиной.
– А что у тебя с ФСБ? – спросил Глеб. Десять лет назад при мысли о звонке из КГБ он покрылся бы холодным по?том. А сейчас – ничего, спокойно беседует. Демократия, одно слово. Теперь их можно не бояться.
– А, вроде был разговор, чтобы я им коды подобрал: сотовые переговоры ломать, – сказал Бен. – Я, правда, откажусь, скорее всего. Платят больно мало.
Да, подумал Глеб, раньше, чтобы отказаться работать с КГБ, нашлись бы причины повесомее.
– А что твоя мама? – спросил он.
– Все круто, – ответил Бен. – Маму завтра новую привезут. Просто, как два байта переслать. Я немного перебздел, когда все гикнулось. Потому что мой компьютер – мое второе я.
Он плюхнулся на стул и, сияя, рассказал историю: Андрей, еще в Екатеринбурге, заработался до глубокой ночи, и вдруг у него перед глазами прошла рябь, картинка на экране свернулась, оплыла, стекла куда-то вниз – и исчезла.
– Я думаю, – сказал Бен, – такое ощущение и называют словом "психоделический". Когда реальность – хоп! – и исчезает, даром что виртуальная.
– Ну, – сказал Глеб, – по-моему, психоделия – это про наркотики что-то.
– Наркотики – не круто, – сказал Бен. – Я их не юзаю, потому что виртуалка круче наркотиков. И креативней.
– А помнишь, Веня, – сказала Катя, не переставая что-то двигать в "Фотошопе", – эту игрушку, которая изображение переворачивает? Как мы ее поставили Никитичу на пи-си?
Шутку Глеб знал: простенькая программка под DOS переворачивала картинку на мониторе. Если вставить программку в autoexec.bat, человек включал компьютер и получал перевернутое изображение. В те далекие времена, когда персоналки только появились в Москве, подобные шутки были очень популярны.
– Ага, – заулыбался Бен. – А Никитич пришел, посмотрел на монитор, матернулся и просто его перевернул. Я спрашиваю: "Ты что делаешь?" – а он отвечает: "Да вирус завелся какой-то, потом разберусь, сейчас работа срочная". Вот выдержка у человека, да?
Катя засмеялась. Глядя на них Глеб подумал, что давно не видел такой слаженной пары. Ясно, что они прожили вместе много лет, но так и не потеряли способности смеяться шуткам друг друга – пусть и слышали их множество раз. Странно, но на людях они вели себя совсем иначе: Катя все больше молчала, а Бен только шикал на нее, словно стеснялся.
– А что это за мальчик мне открыл? – спросил Глеб.
– О, это сын Саши Казанского, – сказала Катя. – Они с Веней со школы дружили, да?
– Да, было круто, – согласился Бен. – Мы дружили всегда и лет пять назад расселили отсюда коммуналку и въехали – он со своей семьей, я с Катькой. Правда, мы через год разосрались и теперь сами живем, как в коммуналке.
И он радостно засмеялся, будто на свете нет ничего смешнее, чем расплеваться с лучшим другом.
– Я, – сказал Глеб, – вот о чем поговорить пришел. Ты помнишь, тот вечер, когда Снежану убили?
– Конечно, помню, – ответил Бен, и улыбка почти сбежала с его лица. – Мы все напились, потом танцевали, потом снова пили, а потом Снежану убили, и все кончилось.
– А ты не помнишь, выходил ли кто-нибудь из комнаты… ну, перед тем, как нашли труп.
– Нет, конечно, – ответил Бен. – Я же круто напился. А что?
– Ну, такое дело. – Глеб запнулся. – Я просто думаю, что это кто-то из наших.
– Ты гонишь! – восхитился Бен.
Глеб рассказал про нож, про иероглиф, написанный на стене и найденный в сканере, про канал #xpyctal, где таинственный het вызвал Снежану на лестницу.
– Круто, – сказал Бен, – это же детектив, да? Как "The Colonel's Bequest".
– Как что? – не понял Глеб
– Как квест сьерровский старый, – пояснил Бен. – Там тоже убийство, расследование… такая Агата Кристи. Ты что, не играл?
Из всех старых квестов Глеб играл только в четвертый "King Quest", и то даже до ночи не добрался. Зато хорошо помнил, как много лет назад на семейной вечеринке мамин двоюродный брат, впервые показавший Глебу персональный компьютер, рассказывал ему: "…захожу я на кладбище, а там пусто, младенец только плачет. И я понимаю, что надо взять погремушку из могилы его матери. Я разрываю могилу…" – и тут Глеб увидел окаменевшую от ужаса бабушку, которая тоже слушала. Тогда он впервые понял, какое впечатление производит на людей реального мира столкновение с миром виртуальным.
– У меня где-то на сидюке была копия, – сказал Бен. – Надо тебе обязательно поиграть. Лучше поймешь, как преступников ищут.
Он развернулся к заваленному столу и начал рыться среди дискет и бумаг, пока не обрушил на пол груду радужных кругляшей. Глеб поднял один: компакт Алены Апиной.
– Ты это слушаешь? – поразился он.
– Я решил завязать с диско, – сказал Бен. – Я думаю, надо полюбить современную попсу.
– Современная попса – это что, техно? – Глеб подумал про Настю с Олегом.