Выбрать главу

Шон Хемингуэй

ГРОБНИЦА АЛЕКСАНДРА

Посвящается Колетт

Коль с последним дыханием жизнь

Покинет бренное тело, ни грубой силой,

Ни хитрой меной больше ее не вернуть.

Гомер. Илиада: 9.48

Вступление

Что есть мера всех вещей? Время. Время никого не ждет. Время порой бывает немилосердным. В сущности, оно может быть жестоким. Но во всей полноте времени случаются неожиданные открытия, и безымянные произведения искусства, до поры покоящиеся в незаметных уголках музейных экспозиций, вдруг приносят новые откровения. Эта история об одном таком откровении и о поисках разгадки одной из величайших археологических тайн всех времен: тайны места последнего упокоения Александра Великого, легендарного покорителя Востока и повелителя мира.

1

Солнечные лучи лились в атриум крупнейшего музея Нью-Йорка, освещая древние мраморные скульптуры, которые, казалось, светились счастьем в своем новом доме. Словно Пигмалионова статуя его возлюбленной, эти фигуры, согретые ярким солнцем, как будто готовы были превратиться в живую плоть и кровь, ожидая лишь своего мага. От вида галереи дух захватывало. Взмывающие вверх облицованные известняком дорические колонны поддерживали оформленную в ионическом стиле балюстраду второго этажа и покоились на черно-белом мозаичном полу аркады, окружавшей насыщенного цвета мраморный пол атриума.

Вид этого пространства вызывал в памяти представление о великолепии Древнего Рима в период расцвета империи и был достоин тех шедевров, для демонстрации которых его соорудили. В этот яркий осенний день жители Нью-Йорка и гости со всего мира вливались сюда с суетливой Пятой авеню, чтобы полюбоваться новейшей городской сенсацией и мельком взглянуть на древние эллинистические, этрусские и романские сокровища музея Метрополитен, которые не выставлялись много лет.

Стоявший перед шеренгой бюстов мужчина вслух прочел надпись на табличке под одним из них: «Портрет мужчины, предположительно царя. Греция, II век до новой эры». В восхищении перед высеченным в мраморе гордым волевым лицом, он повернулся к своей спутнице и, покачав головой, повторил:

— «Предположительно царя». Бог ты мой, история всей его жизни утрачена. Стерто из памяти все, что дал он этому миру.

— Знаешь, — ответила девушка, — в тридцать три года Юлий Цезарь сокрушался: мол, Александр Великий в его возрасте уже столь многого достиг, а сам он не сделал еще ничего идущего в сравнение. Но Цезарь продолжал совершать великие дела. Так что у тебя еще есть время…

— Я не то имел в виду. Хотя ты права. Я должен что-то сделать со своей жизнью. — Он помолчал. — Кем бы ни был этот парень, наверняка он-то прожил жизнь выдающуюся, просто ее историю поглотили зыбучие пески времени. Но портрет все равно потрясающий.

Пара двинулась по направлению к небольшой группе людей, начинавших собираться, чтобы отправиться на экскурсию по новым музейным залам древнегреческого и римского искусства у назначенного места: возле большой усеченной ионической колонны. Ее привезли с Сардинии, из храма Артемиды, одного из крупнейших храмов античности.

Экскурсию в тот день вел мужчина лет сорока, красивый, жизнерадостный брюнет с пронзительными серо-голубыми глазами.

— Доброе утро, дамы и господа, — обратился он к своей группе. — Добро пожаловать в Метрополитен-музей. Меня зовут Том Карр, я хранитель отдела древнегреческого и римского искусства нашего музея[1]. Сегодня я буду вашим гидом по новым эллинским и романским залам.

В хвосте группы, слегка отставая, шла высокая, стройная, красивая молодая женщина. На ней была свободная белая блуза навыпуск и длинная юбка из блестящего шелка, которая, слегка шурша на ходу, обозначала изящные линии стройных ног. Сандалии на ремешках шлепали по полированному мраморному полу. Большие солнечные очки в золотой оправе от Шанель придерживали надо лбом светлые волосы.

Когда группа направилась к задам, расположенным со стороны Пятой авеню, девушка задержалась в романском дворике. Рожденная и воспитанная в добропорядочной католической семье на Среднем Западе, Виктория Прайс — так ее звали — удивилась тому, насколько острой и непроизвольной оказалась ее реакция на выставленные здесь статуи. Да, она была художницей, но всегда обожала живопись импрессионистов и искусство итальянского барокко, классическое же искусство не входило в сферу ее профессиональных интересов. Однако сейчас, стоя перед этими скульптурами, она ощутила непосредственную связь с ними, какое-то необъяснимое родство, хотя видела их впервые в жизни. Интересно, подумала она, в этом классическом наследии действительно заключено нечто, какие-то отдаленные общие для всех корни? Или я по каким-то иным причинам чувствую свою причастность к этим статуям?

вернуться

1

Постоянная коллекция музея Метрополитен поделена на 17 отделов, каждым из которых занимаются отдельные кураторы, или хранители, и ученые. — Здесь и далее примеч. пер.