Вам грозит страшная опасность.
Нам нужно поговорить сегодня вечером.
Приходите к Паскино. Он Вам скажет, где меня найти.
Друг.
Рядом со словом «друг» был нарисован стилизованный романский знак молнии, орнаментированный, с зубцами, расходящимися во все стороны от рукояти, — персональное оружие Зевса. Сев на диван, Том посмотрел в окно, за которым на ветру качались кроны зонтичных сосен, возвышавшихся над безукоризненно ухоженной зеленой лужайкой, окруженной кустарником. День клонился к вечеру, и свет уже начинал меркнуть. Клочковатые облака усеивали ярко-синее небо. Что все это значит? Никто не знает, что он уже в Риме, кроме секретаря академии, которая помогла ему забронировать жилье на день раньше. Вначале предполагалось, что он появится здесь только завтра, но даже в этом случае он никому не сообщал о своем приезде, кроме хранителя библиотеки Ватикана. И каким образом кто-то проник в его комнату? Дверь была заперта, никаких следов взлома… Он быстро проверил свои вещи и компьютер, чтобы убедиться, что все на месте. Да, все было на месте — по крайней мере на первый взгляд.
О какой такой опасности говорилось в письме? Он вспомнил о проникновении в его дом в Кэрролл Гарденз и о человеке, который следил за ним в Афинах. И об этом кошмаре со статуей Александра в Дикте. Неужели все это связано одно с другим? Может, на самом деле происходит что-то еще, о чем он не знает? И кто такой, черт возьми, этот Паскино? Том задумался. В студенческие времена он провел в Риме два года, но это было очень давно. Позднее он несколько раз приезжал в академию в качестве приглашенного лектора. Но встречался ли он когда-нибудь с человеком по имени Паскино? Может, это кто-то, кто работает в академии? И тут его осенило. Он улыбнулся. Конечно же, он знает Паскино и знает, где его найти.
Том сверился с часами и решил, что это новое загадочное направление развития событий стоит того, чтобы им заняться. Что он теряет? В конце концов можно же позволить себе небольшое римское приключение. Переодевшись в непринужденный костюм, подходящий для вечера, он снова вышел на улицу. Охранник, дежуривший у въезда в академию, вызвал ему такси, и Том попросил шофера отвезти его на Пьяцца Навона. Водитель вихрем слетел с Яникульского холма, промчался через Трастевере, переехал Тибр и по дальнему берегу направился в центр города. Вскоре он со скрежетом остановил машину в конце улицы Занарделли, рядом с Пьяцца Навона. Том расплатился и ступил на булыжную мостовую.
Это была одна из его любимых римских площадей. Она имела форму длинного овала, поскольку была построена поверх основания стадиона, сооруженного императором Домицианом. Таксист высадил Тома возле единственного места, где все еще можно было видеть часть основания римской аркады, некогда окружавшей игровое поле стадиона. Он подошел к перилам, огораживавшим древний фундамент, и посмотрел вниз, на древние туфовые блоки, располагавшиеся теперь гораздо ниже уровня земли, потом повернулся и пошел к площади по узкой пешеходной улице.
Было начало чудесного осеннего вечера, в воздухе после дождя повеяло свежестью и прохладой. Солнечные лучи еще отражались от верхней части домов, делая более рельефными изящные детали барочной церкви, обращенной фасадом к центру площади. Том неторопливо подошел к знаменитому Фонтану четырех рек Бернини, находящемуся прямо напротив церкви.
Становилось прохладно, уличный торговец неподалеку продавал жареные каштаны. Доставая их из старой холщовой сумки, свисавшей с его тележки, он коротким изогнутым ножом расщеплял кожуру, вынимая блестящие сердцевинки, и жарил их на угольной жаровне в традиционной сковороде с дырками, через которые огонь время от времени лизал их. Запах от жаровни шел такой восхитительный, что Том не выдержал, купил небольшой пакетик каштанов, чтобы пожевать, пока будет обходить площадь. По периметру ее располагалось множество небольших кафе, перед каждым из которых было выставлено несколько столиками под большими круглыми полотняными зонтами. Между столиками были расставлены газовые обогреватели, чтобы, несмотря на вечернюю прохладу, посетителям было уютно посидеть на свежем воздухе и выпить аперитив или кофе. Наблюдать за людьми было, как всегда, интересно. Вдоль площади бродил уличный аккордеонист, исполняя свою версию песни Дина Мартина «Это любовь»; несколько художников стояли за мольбертами в окружении своих произведений, выставленных на продажу. Некоторые из них рисовали портреты туристов или карикатуры. Африканцы, скорее всего нигерийцы, разложив на одеялах прямо на земле свои национальные поделки или псевдодизайнерские сумки, зазывали покупателей. Пьяцца Навона была большой площадью, и народу на ней было много. Одни шли куда-то целенаправленно, другие просто наслаждались вечерней прогулкой. Повсюду расхаживали, вспархивая время от времени, голуби, выискивавшие крошки и ожидавшие подачек от туристов.