— Ганс совершеннолетний и прекрасно отдает себе отчет в собственных поступках, — вступился за него Гиацинт.
— Вы отдаете себе отчет, что при малейшем просчете этот мальчик окажется за решеткой на годы и годы? — не унимался я.
«Мальчик» рухнул на мою кровать и хватающим за душу свистом выразил свое отчаяние.
— Когда закончите препираться попусту, быть может, мы посмотрим, как вскрыть вашу консервную банку? Я приехал, чтобы вкалывать, а не для того, чтобы вы на меня орали.
Гиацинт вынул несколько документов из папки и протянул ему.
— Ничего не выйдет! — вмешался я, выхватывая листки. — Запрещаю вмешивать паренька в наши дела. — (Ганс только рот разинул.) — Закрой пасть! — приказал я ему и встал перед Гиацинтом: — Я еще согласен рисковать вашей и моей свободой и жизнью; у нас на то есть причины. Но не позволю делать из него…
— Он согласился, зная, что его ожидает. Мы на него не жали.
Я в отчаянии замотал головой:
— Ну разумеется! Вы просто сделали так, что он потерял голову, услышав обещание легких денег и безопасных приключений!
— Эй вы там! — вмешался парень. — А я могу принять участие в этих дебатах? Напоминаю тем, кто еще не усек: речь идет именно о моей жизни и о моем, а не чьем-нибудь еще будущем.
— У тех ;кто на службе у Гелиоса, ни жизни, ни будущего нет, Ганс. Ты желаешь стать вот таким? — И я почти ткнул пальцем Гиацинту в лицо.
Последний только отстранился.
— Благодарю за комплимент…
— Прекрати читать мораль, Морган, я не горю желанием стать ни убийцей, ни злоумышленником. Мне только хочется тебе помочь. — (Я опять энергично замотал головой.) — Почему так? В последний раз я был недостаточно четок? — (Взглядом я дал ему понять, что он не ошибся.) — Согласен, порой меня заносит, но у нас с тобой выйдет бронебойная команда, ведь так? И подумай о своем родителе. И об Этти, который, как полный дурак, торчит в Индии. Чем быстрее мы здесь управимся, тем скорее вся эта история подойдет к концу.
— Значит, тебя и об этом поставили в известность?
— А ты, ты не собирался мне ничего рассказывать? А я-то думал, что стал почти членом семьи. — И поскольку я отвел глаза, он закончил обиженно: — Это такие сейчас у тебя шутки?
— Да нет же, что ты!
— Тогда почему я теперь не имею права ни в чем участвовать? Если мы все еще плечом к плечу, то так не поступают, разве нет?
— Ваши опасения, Морган, совершенно беспочвенны, — подал голос Гиацинт. — Ситуация не такая опасная, как в прошлый раз, я уже говорил вам это.
Ганс протянул руку, и я скрепя сердце вернул ему папку с документами.
6
Было уже два часа ночи, когда мы спустились на гостиничном лифте в паркинг.
Ганс был взвинчен и порывист, ни дать ни взять блоха, но его бравада тем не менее выглядела нормально — как способ придать себе отваги. Я же со своей стороны не мог отделаться от предчувствия, что все пойдет по худшему сценарию, и поневоле спрашивал себя, помогут ли нам в случае осложнений эти несколько часов, проведенных за изучением планов виллы.
— Спокойствие, доттор Лафет, — без особого успеха пытался ободрить меня Гиацинт. — Все пройдет хорошо.
Он положил на заднее сиденье сумки, которые тащил, и сел за руль.
Мы пересекли город, подобно сотням других туристов, поспешающих на праздник летней ночи, и свернули в направлении виллы О'Коннора.
Не доезжая километра два до старинного реставрированного монастыря, Гиацинт съехал с дороги и остановил машину в укромном уголке, скрытом зарослями олив. Потом схватил одну из привезенных сумок и стал вытаскивать оттуда какие-то предметы одежды, сплошь из черного хлопка, напоминающие военную форму для действия ночью.
— Наденьте это, — приказал он.
Комплект состоял из широких спортивных штанов, тонкого трикотажного свитера с отложным воротником и капюшона с отверстиями для глаз. При виде всего этого я не сдержал гримасы отвращения.
— У тебя проблемы? — забеспокоился Ганс, одеваясь. — Размер не тот?
— Вы не находите, что для такого маскарада сейчас немного жарко?
— Не без того, — хмыкнул Гиацинт. — А то еще можно намазаться гуталином. Что вы предпочитаете?
Я счел нужным повиноваться, и мы запихнули свою прежнюю одежду в сумку, последнюю же снова водрузили на заднее сиденье.
— Это здорово, а? — зычно протрубил Ганс, прохаживаясь передо мной руки в боки с капюшоном на голове.
Гиацинт уже собирался замаскировать белый автомобиль, прикрыв куском брезента, припасенного в багажнике, когда заметил, что ступни у парня сверкают, отсвечивая зеркальными бликами даже в потемках.
— Разве я не говорил: «обуться в темное»? — простонал он с отчаянием.
Ганс потупил глаза, уставясь на свои кроссовки последней модели:
— А что такого? Они же черные.
Достав из чехольчика, висевшего у него на поясе, перочинный нож, Гиацинт присел на корточки.
— Поставь-ка ногу на бампер, — скомандовал он.
Ганс подчинился, но с опаской.
— Что ты собираешься делать? — закричал он в ужасе, когда Гиацинт без долгих церемоний принялся отпарывать фосфоресцирующие накладки. — Эй! Это же лимитированная серия! Да ты хоть знаешь, сколько заплачено за эти копыта?
Но драгоценный орнамент был беспощадно содран с обеих кроссовок и брошен в багажник.
— Потом можешь прилепить все это обратно, — не терпящим возражений тоном прервал его жалобы Гиацинт.
В почти что абсолютной темноте мы кратчайшим путем направились к вилле.
Подойдя к ограде, мы притаились под пологом листвы, и Ганс вытащил планы, которые ему дал Гиацинт, чтобы пробежать их глазами при свете электрического фонарика.
— Первое препятствие, — прошелестел он, указывая на кабель, протянутый по верху стены. — Он под высоким напряжением. Чтобы его перерезать, надо сначала обесточить. — С этими словами он вытащил из своего рюкзака вольтметр и какой-то агрегатик в кожухе, от которого отходили два проводка с зажимами-«крокодильчиками». — А теперь подставь-ка свои плечи, Морган.
Измерив взглядом высоту стены — никак не меньше трех с половиной метров, — я скептически хмыкнул.
— Ну же, давайте! — шепнул Гиацинт, сбрасывая капюшон.
Мы подбежали к стене, я присел на корточки спиной к ней, чтобы послужить стремянкой Гансу, который вскочил мне на плечи с ловкостью юной макаки.
— Готов? — пробормотал я.
Он был готов, и я, стараясь двигаться как можно медленнее, выпрямился, подождал, пока он утвердится, и передал ему вольтметр.
— Десять тысяч вольт! — сдержав изумленный возглас, объявил он через мгновение. — Вот дерьмо… — (Почувствовав, как он напрягается, чтобы не сорваться, я устойчивости ради слегка расставил ноги.) — Плохо дело, да? — придушенным голосом пробубнил он. — Ты что, хочешь, чтобы мы превратились в мешуи, жаркое по-арабски?
— Весьма сожалею.
Он возвратил мне вольтметр, а я передал ему кожух с аппаратиком.
— Итак… Красный проводок к красной кнопке, зеленый проводок к зеленой, ведь так должно быть? Или наоборот? — (Я затаил дыхание.) — Эй, Морган, я пошутил. Дыши, но не надо больше шевелить ушами. Потому что если я задену кабель, ты это почувствуешь, уж будь уверен.
Стиснув зубы, я застыл как мог неподвижнее, а он, зажав по «крокодильчику» в каждой руке, все бормотал, не умолкая:
— Оба разом, оба разом, оба разом..
— Ну? — не выдержал Гиацинт.
— Порядок! — наконец возвестил парень. — Дай сюда кусачки.
У меня вырвался вздох облегчения. Я был весь в поту, и не только от того, что пришлось держать на своих плечах столь нешуточный груз.
Перекусив кабель в двух местах, Ганс проворно соскочил на землю.
— Ну, объясняю: видите дырку там, наверху? Туда надо проскользнуть, не зацепив ни кожуха, ни обрезанных концов кабеля.
Я осмелился полюбопытствовать:
— А в противном случае?
— Мешуи, друг мой.
Гиацинт первым устремился вперед. Взобравшись на стену и убедившись, что путь свободен, он закрепил там, наверху, веревочную лестницу, когда же мы по ней взобрались, он уже ждал нас по ту сторону.