Мы вдвоем спустились в сад, и там он незаметно обронил современное оружие заодно с античным в глубокий пруд, служивший резервуаром для полива фруктовых деревьев.
Исполнив это, мы отправились в приемную монастыря, чтобы расплатиться за пансион и осведомиться о расписании автобусов, идущих в Каир. Затем присоединились к Гансу и Этти, которые тем временем возились с нашим багажом.
— Нашли? — спросил брат.
— Туристический автобус, прибывший сегодня утром, отправляется в девятнадцать ноль-ноль. Нескольких кредитных билетов хватит, чтобы убедить шофера прихватить нас с собой.
Тут зазвонил колокол, зовущий в трапезную, и Ганс, глянув на часы, возопил:
— Начало второго! Отдаю все мое королевство за один гамбургер!
10
Незадолго до окончания завтрака к нам с приветливой улыбкой подошел тот самый монах, что встречал нас, когда мы только прибыли сюда.
— Я узнал, что вы уезжаете, брат мой, — обратился он к Гиацинту. — Удалось ли вам обрести в этом святом месте то, что вы искали?
— Еще не знаю. Время покажет.
— Сомнения… Да, через этот искус проходим мы все. — Монах осенил себя крестом. — Бремя вашей прежней священнической миссии было, должно быть, очень тяжко в нынешние беспокойные времена.
Мы с Гансом озорно переглянулись. Избранная нашим товарищем роль бывшего священника, приносящего покаяние, оказалась выгоднее, чем он ожидал, однако теперь ему, видно, хотелось как можно скорее покончить с благочестивой беседой. Зато наш гостеприимный монах явно не разделял этого намерения.
— А знаете, монсеньор Ферри, который часто мне пишет, отзывается о вас с большой приязнью.
Гиацинт закашлялся, пытаясь скрыть смущение.
— Ах, но я… — пролепетал он, — я уже столько лет не виделся с ним. Как он поживает? Он был выдающимся преподавателем теологии.
Монах нахмурился:
— Позвольте… Впервые слышу, что он преподавал. Я полагаю, он…
— Не обессудьте, брат мой, — снова перебил наш соратник, нащупывая удобный предлог, — но у нас остается очень мало времени до отъезда, а мои друзья не хотят покинуть монастырь, не побывав в часовне. Может быть, вы окажете нам честь, сопроводив нас туда?
Монах закивал головой и с жаром пожал ему обе руки:
— С величайшей радостью. Если вы закончили…
Таким образом мы, встав из-за стола и насилу волоча ноги, потащились в монастырскую часовню.
За этим посещением последовала краткая молитва, призванная, как пояснил наш гид, обеспечить нам Господне покровительство, когда мы двинемся в обратный путь.
— Спасибо за радушный прием, — сказал я монаху после того, как он завершил свою лекцию, посвященную местной истории. Мой братец вместе с Гансом разглядывали в это время картину донельзя кровавого содержания, висящую в дальнем конце нефа.
— Полно, не за что. Сожалею, что вы не можете погостить подольше. Возвращайтесь, когда только захотите. Здесь вы желанные гости.
Мы распростились, провожаемые множеством благословений.
— Что будем делать до отправления автобуса? — Ганс зевнул. — Еще и трех нет.
— Ты предашься сиесте, — Этти с усмешкой прикрыл ему рот ладонью, — а я покончу с упаковкой багажа.
Они направились к себе на этаж, а Гиацинт снова пошел звонить по телефону. Что до меня, я задержался во дворе, чтобы выкурить сигарету и еще раз обдумать то, что произошло с тех пор, как мы зашли в музей. Мой спутник, как только покончил с телефонными переговорами, подошел и сел на скамью рядом со мной.
— Вы звонили Гелиосу, не так ли?
Он кивнул и тоже закурил.
— Не знал, что у вашего отца проблемы с сердцем. Вы мне не говорили… — Он поймал мой испуганный взгляд. — Нет-нет, он чувствует себя прекрасно. В тюрьме с ним, видимо, случился приступ, но сейчас все уже в порядке, не тревожьтесь. Почему вы не известили нас об этом?
— Я и сам не знал. Он под надзором? В медицинском смысле слова?
— Да, меня только что заверили в этом… — Он устало махнул рукой. — Никогда бы не подумал, что Гелиос до такого дойдет. По отношению к вам. И главное, ко мне… — на мгновение запнувшись, пробормотал он.
— Однако же ему уже случалось посылать вас в самое пекло, разве нет?
— Но не подобным образом!
Рисуется он, или эта горечь, что слышна в его голосе, неподдельна?
Он в молчании докурил сигарету, раздавил окурок подошвой, и тут к нам подошел Этти.
— Ганс уснул. Рухнул, как мешок, — сообщил он.
— А ты ему в этом не помог? Так, самую малость? — поддел я его.
Братец пожал плечами:
— Он на пределе, бедный малый… — Этти примолк, потом внезапно спросил: — Скажи, Гиацинт, как священник становится наемным убийцей?
— Воспылав страстью к искусству драмы и комедии, — сострил тот.
— Не принимай меня за глупца.
Теперь он смотрел на собеседника в упор, прямо в глаза.
— Ладно, будем серьезны… Вы можете представить себе меня в сутане? — Гиацинт обернулся ко мне, призывая в свидетели, но я оставался невозмутимым. Знал, что брат никогда такого рода фразу попусту не брякнет.
— Гелиос нас всех послал на убой без малейших угрызений совести, — тихим голосом произнес Этти. — Вам не кажется, что настало время сбросить маски и сплотиться?
Гиацинт встал.
— По-моему, не только Ганс остро нуждается в отдыхе, Этти.
— Профессор Лафет! — услышал я голос у себя за спиной. Узнал монаха из приемной и насторожился, почуяв, что наш отъезд под угрозой.
— Да?
— Заходила дама, профессор. Одна из ваших коллег, мадам Вейланд. Она оставила это для вас. — И он протянул мне конверт.
— Вейланд? — переспросил я.
— Кассандра, — подсказал Гиацинт.
— Дама сказала, что это крайне срочно, И она… простите за откровенность, профессор, но у нее был такой вид… очень испуганный.
Переглянувшись со своими заинтригованными товарищами, я поблагодарил монаха, который тотчас испарился.
— Она хочет нас видеть, — сказал я, пробежав глазами второпях нацарапанную записку. — Ждет в том магазинчике, где вы купили свой путеводитель. Как по-вашему, это ловушка?
— При том, что целая армия патрулирует окрестности и в городке кишат солдаты? Нет… Она, напротив, хочет оставаться на виду, быть уверенной, что на нее не нападут без свидетелей. — Гиацинт с озабоченным видом перечитывал письмо. — Все это совсем на нее не похоже.
— А может, она преуспела в искусстве комедии так, что ни в чем вам не уступает?
— Даже если так, Кассандра никогда не унизится подобным образом. Она попадала в самые безвыходные ситуации из-за своей непомерной гордости, Гелиос отчасти поэтому отказался иметь с ней дело. — Он помахал письмом, будто надеялся что-нибудь еще из него вытрясти. — Нет, это не та Кассандра, которую я знаю. Что-то случилось, Морган… Пятеро конкурентов, не правда ли, Амина так сказала?
— Вы думаете, Кассандра схлестнулась с одним из них? — (Он кивнул.) — У вас есть какие-нибудь предположения насчет того, чем это пахнет?
— Хотел бы ошибиться, но… Ладно, увидим. — И он спрятал письмо в карман.
— Вы решили пойти туда?
Он шагнул было в сторону колоннады, ведущей к выходу с территории монастыря, но тут же приостановился:
— Давайте сходим за Гансом.
— Если по городку шастают другие охотники, не лучше ли, чтобы он остался здесь, в безопасности? — сказал Этти.
— Если то, что я предполагаю, подтвердится, он здесь отнюдь не в безопасности, уж поверьте мне. Нам надо держаться вместе.
— Хватит темнить, Гиацинт! — запротестовал я. — Карты на стол! На что вы намекаете?
— Я предпочитаю соблюдать осторожность, Морган. Вот и все.
Больше мне ни слова не удалось из него вытянуть, но он никогда еще не выглядел настолько встревоженным. Неудивительно, что всем нам стало не по себе: страшновато было смотреть, как он на глазах теряет свое поразительное хладнокровие…
Кассандру мы и впрямь обнаружили там, куда она просила нас прийти, — в магазине. Она ждала нас в дальнем конце зала за одним из трех квадратных столиков. Вроде бы чай пила, только пальцы, сжимавшие стакан, были судорожно напряжены. Причем она сидела не одна. Напротив нее мы увидели коренастого мужчину в летах, с оголенным черепом; несмотря на кондиционер, гудевший на потолке, он нервно утирал громадным небеленым платком мокрое от пота лицо.