Поскольку из семьи доктора больше никого не осталось в живых (его жена умерла в лагере, а сын погиб на фронте), фрау Эльзе вновь вернулась к своему родному языку: сухими посиневшими губами она вполголоса шептала молитву на немецком. А в то же время богомолка, гундося, молилась на русском, за упокой души раба Божьего Карла Георгиевича, как было написано золотыми буквами на венке, заказанном коллективом больницы.
Это было после полудня ужасно холодного 7 декабря 1956 года, на тюменском кладбище.
Далеки и неисповедимы пути, связавшие грузинского убийцу с доктором Таубе. Далеки и неисповедимы, как пути Господни.
Гробница для Бориса Давидовича
Памяти Леонида Шейки
История его сохранила под фамилией Новский, что, несомненно, только псевдоним (точнее говоря, один из его псевдонимов). Но то, что сразу вызывает сомнение — это вопрос: а действительно ли история его сохранила? В Энциклопедическом словаре Гранат и в дополнении к нему среди двухсот сорока шести авторизованных биографий и автобиографий великанов и последователей революции его имени нет. Хаупт в своем комментарии к упомянутой энциклопедии отмечает, что все значительные личности революции здесь представлены, и только сожалеет о «странном и необъяснимом отсутствии Подвойского». Однако и он даже не намекает на Новского, роль которого в революции в любом случае более значительна, чем вышеупомянутого. Вот так, странным и необъяснимым образом, этот человек, придавший своим политическим принципам значение строгой морали, этот суровый интернационалист был зафиксирован в хрониках революции как личность без лица и без голоса.
Посредством этого текста, будь он сколь угодно фрагментарным и неполным, я попытаюсь оживить воспоминания о странной и противоречивой личности Новского. Известные лакуны, особенно касающиеся самого важного периода его жизни, периода собственно революции и лет, которые следуют непосредственно за ней, можно объяснить теми же причинами, которые приводит упомянутый комментатор в связи с остальными биографиями: его жизнь после 1917-го смешивается с общественной жизнью и становится «частью истории». С другой стороны, как говорит Хаупт, нельзя не учитывать, что эти биографии были написаны в конце двадцатых годов: поэтому в них есть существенные лакуны, умалчивание и спешка. Предсмертная спешка, добавим.
У древних греков был один достойный уважения обычай: тем, кто сгорел, кого поглотили кратеры вулканов, тем, кто погиб в лаве, тем, кого растерзали дикие звери или сожрали акулы, тем, кого расклевали стервятники в пустыне, устанавливали на их родине так называемые кенотафы, надгробные памятники, «пустые гробницы», потому что тело — это огонь, вода или земля, а душа — альфа и омега, ей надо возвести святилище.
После Рождества 1885 года Второй императорский кавалерийский эскадрон остановился на западном берегу Днепра, чтобы отдохнуть и отпраздновать Богоявление. Князь Вяземский — в чине кавалерийского полковника! — достал из ледяной воды Христово знамение в виде серебряного креста; до этого солдаты взорвали толстый ледяной панцирь динамитом, длиной метров двадцать; вода была стального цвета. Молодой князь Вяземский не позволил, чтобы ему завязали веревку вокруг пояса. Он перекрестился и посмотрел своими голубыми глазами в ясное зимнее небо, потом прыгнул в воду. Его выход из ледяных водоворотов был отмечен салютом из винтовок, а потом хлопками шампанских пробок в импровизированной офицерской столовой, размещенной в здании начальной школы. Солдаты тоже получили свое праздничное угощение: по семьсот граммов русского коньяка — личный подарок князя Вяземского Второму кавалерийскому эскадрону. Пили до раннего вечера, а праздновать начали сразу после богослужения, совершившегося в сельской церкви. Только Давид Абрамович не присутствовал на службе Божией. Говорят, в это время он читал Талмуд, лежа в теплых яслях на конюшне, что мне из-за обилия литературных ассоциаций, представляется сомнительным. Кто-то из солдат заметил его отсутствие и отправился на поиски. Нашли его в хлеву (по другим источникам — на конюшне) с непочатой бутылкой коньяка. Его силой заставили выпить напиток, подаренный от княжеских щедрот, потом его раздели до пояса, чтобы не осквернять униформу, и начали его стегать кнутом. Потом его, потерявшего сознание, привязали к коню и отволокли к Днепру. То место, где был разбит лед, уже схватилось тонкой коркой. Его толкнули в ледяную воду, держа за обвязанные вокруг пояса вожжи, чтобы не утонул. Когда его, наконец, вытащили из воды, посиневшего и полумертвого, то влили в рот остаток коньяка и, держа серебряный крест надо лбом, хором запели Плод чрева Твоего. В сумерках его с высокой температурой перенесли из конюшни к сельскому «учителю» по имени Соломон Меламуд. Раны на спине несчастного рядового мазала рыбьим жиром шестнадцатилетняя дочь Меламуда: до того, как отправиться за своим отрядом, который еще утром поспешил на подавление какого-то восстания, Давид Абрамович, все еще в лихорадке, поклялся ей, что вернется. Обещание он сдержал. От этой романтической встречи, в аутентичности которой, похоже, нет причин сомневаться, родится Борис Давидович, который войдет в историю под именем Новский. Б.Д. Новский.