— Так называется этот камень?
— Да. Величественно, правда? Интересно, что сказала бы леди Бодреан о дворце. Она бы не одобрила, что ее бывшую компаньонку сравнивают с ней хотя бы в разговоре.
— Я хотела бы, чтобы она видела, какую комнату я здесь занимаю.
— Это твой мстительный характер, кузина Джудит. Ведь ты моя кузина, знаешь?
— Мне это только что пришло в голову. Как твои дела?
— Дела, какие? Романтические или финансовые?
— И те и другие.
— Ужасно. Финансовые всегда в таком состоянии, а любовные… ведь я не знал в свое время, что ты богатая наследница и упустил свой шанс в жизни.
— Не слишком ли много ты о себе воображаешь? Не думаешь же ты, что я позволила бы жениться на мне из-за денег?
— Женщины, на которых женятся из-за денег, не догадываются об этом в момент свадьбы. Не думаешь ли ты, что жених, падая на колени перед богатой невестой просит оказать ему честь разделить с ней ее богатство?
— Да, они действуют более тонко.
— Конечно.
— Но ты все-таки думаешь, что тебе было бы достаточно и пальцем пошевелить, как мое состояние перешло бы к тебе.
— Я просто поделился с тобой секретом, ведь уже ничего не изменишь. Пойдем, я доставлю тебя во дворец.
На мулах мы доехали до берега реки, там нас ждала лодка. Мы переплыли на ней реку и оказались у дверей дворца.
Мы вошли во дворец, и в холл пришла Теодосия.
Она сказала, что Эван на раскопках, и Хадриан заметил, что ему тоже пора возвращаться.
— Можете быть уверены, мы не вернемся до утра. Тибальт — суровый начальник: сам работает, как черт, и ждет такого же рвения от других.
Хадриан ушел, и мы остались с Теодосией.
— Джудит, пойдем ко мне в комнату, поговорим, — предложила она.
Я пошла за ней по галерее. Комната Теодосии и Эвана была не такая роскошная, как наша, но тоже большая, темная, на полу бухарский ковер. Теодосия закрыла дверь и обернулась ко мне:
— Джудит, мне здесь не нравится. Я возненавидела это место, как только мы сюда приехали. Я хочу домой.
— Почему? Что случилось?
— Я чувствую, здесь страшно, мне это не нравится. Я не могу сказать Эвану, ведь он работает здесь. А может, он даже не поймет меня. Мне так неспокойно. Ну, ты-то никогда ничего не боялась… А я хочу вернуться домой. Почему они не могут оставить фараонов в покое в их гробницах. Ведь так и следует. Они ведь и не подозревали, на какие трудности будут обрекать себя люди, чтобы попасть туда, куда им не следует.
— Но, дорогая моя, цель археологии — открыть секреты прошлого.
— Это совсем другое, одно дело — находить орудия труда или оружие, кафель римского периода или водопровод. Но мне не нравится, когда они лезут к умершим. И мне это никогда не нравилось. Вчера ночью мне приснилось, что мы нашли гробницу, а в ней саркофаг, точно такой, как стоял в Гизе. И кто-то поднялся из саркофага, срывая с себя повязки. Я закричала: «Прекрати, Джудит». А потом всмотрелась, там была не ты.
— А кто же?
— Я. Думаю, это было предупреждение.
— Теодосия, ты становишься мнительной и даешь работу своему воображению. Обычно этим занимаюсь я.
— Когда здесь живешь, поневоле разыгрывается фантазия. Тут повсюду тени прошлого. Этому дворцу несколько сот лет. Всем храмам и гробницам — тысячи лет. Как я рада, что ты приехала, Джудит. Теперь будет лучше, потому что ты рядом. Эти люди так преданы своей профессии, да? Но тебя я хорошо знаю и могу с тобой поговорить.
— Ты беспокоишься об Эване?
Она кивнула:
— Я постоянно думаю, что с ним может случиться то же, что и с Эдвардом.
Чем я могла успокоить ее? Разве я не боюсь за Тибальта?
— Естественно, что мы волнуемся. Просто мы любим своих мужей, а если любишь, то глупеешь. Если бы мы могли взглянуть на все рационально, спокойно, со стороны, мы бы поняли, насколько беспочвенны наши страхи.
— Да, Джудит. Скорей всего, ты права.
— Почему ты не ложишься? Неужели будешь ждать возвращения Эвана?
— Видимо, нет. Кто знает, когда они вернутся. Мне стало намного лучше после твоего приезда.
— Так и должно быть. Не забывай, что мы сестры, хотя и наполовину.
— Да, я рада этому, — сказала Теодосия.
Я улыбнулась ей, пожелала спокойной ночи и мы простились.
Я шла по галерее. Как тихо. Тяжелые бархатные шторы отгораживают меня от окружающего мира, ноги тонут в толстом ковре. Внезапно я остановилась, почувствовав, что не одна на галерее. Оглянулась — никого. Но меня не покидало чувство, что за мной следят.
По спине пробежал холодок. Я поняла, почему боится Теодосия. Она более робкая и впечатлительная.