Он самодовольно кивнул и спросил:
— Кстати, в твою эпоху Китай всё еще существует?
— Эм-м... Да, конечно, — ответил Сэм.
— И что же — это величайшее из всех государств?
— Ну...
Не сказать бы лишнего.
— В некоторых аспектах, определенно, да.
— Еще бы! И всё это благодаря мне! Осознаёшь ли ты теперь, какую неслыханную милость я оказываю тебе своим приемом?
— Неслыханную — это очень точное слово, — согласился Сэм.
— Хорошо, хорошо, — с довольной улыбкой проговорил Цинь. — Я вижу, душа твоя начинает радоваться... Но я должен также сказать, что не смог бы достичь своей благородной цели, если бы не оказывал давления на людей и на судьбу. Меня не всегда понимали. — Он сжал ладони, которые дрожали всё сильнее. — Мне пришлось подавлять бунты и противостоять сопротивлению. Многие восставали против меня, и мне приходилось их наказывать...
«Сколько войн развязал этот тип и сколько жертв на его счету?» — подумал Сэм, которому путешествие сквозь века раскрыло глаза на многие вещи.
— Короче говоря, — вздохнул Цинь. — По мере того как влияние мое распространялось по миру, я не раз вынужден был совершать ошибки. Часто — весьма серьезные.
Повисла тишина, и Сэм мог поклясться, что выцветшие глаза императора стали немного влажными.
— Мне мало было подчинять себе народы. Понимаешь ли, я хотел, чтобы власть моя над ними длилась вечно. Желал править не только людьми своего поколения, но и их детьми, и детьми их детей, и всеми их далекими потомками. Я решил стать бессмертным...
На долю секунды он отвел взгляд, будто признание это далось ему нелегко. А потом доверительным тоном добавил:
— Известна ли тебе гора Пэнлай, о юный отрок?
Сюмюел отрицательно качнул головой.
— Она находится на далеком острове в Восточном море. И именно в ней, согласно сказаниям древних, спрятан источник бессмертия. Увы! Все посольства, которые я снарядил туда, провалились. Лишь однажды моим посланникам повезло. Они поймали мага, который называл себя мастером Лю. Тот утверждал, что ему удалось покорить гору Пэнлай и выведать ее секреты. В доказательство он научил меня медитации, которую там практикуют. Она позволяет достигать состояния наполненности и выходить за пределы настоящего. Достаточно лишь прислушаться к течению времени внутри себя и подстроить под него биение своего сердца... Тот, кому это удастся, сможет замедлить течение секунд и минут, а затем и вовсе отрешиться от обычного хода жизни. В таком состоянии ты и нашел меня здесь: когда душа спит, а тело спящего лишь совсем чуть-чуть подвержено старению...
Старик заглянул в пустую кружку и состроил раз-очарованную гримасу, после чего откашлялся и продолжил:
— К несчастью, через несколько недель мастеру Лю удалось усыпить мою бдительность. Он утверждал, что состояние наполненности, которому он меня обучил, — всего лишь первый шаг на пути к вечной жизни. И если я стану тщательно следовать всем его советам, то вскоре достигну цели. Более того, возможно, я познаю искусство путешествий из одной эпохи в другую... Но для этого, утверждал он, сначала нужно совершить паломничество к священным горам, чтобы достичь Небес, которые очистят мой дух и подготовят к принятию этого дара. Увы! Ослепленный жаждой могущества, я проявил слабость и поверил ему. И отправился в путь...
Когда я вернулся в столицу, после долгих месяцев скитаний где-то на краю империи, оказалось, что мастер Лю воспользовался моим отсутствием, чтобы завладеть властью и большей частью императорских богатств. И снова я, одурманенный мечтой о вечности, предпочел закрыть на это глаза. А главное — отказывался слушать тех, кто предупреждал меня об опасности...
Цинь глубоко вздохнул, готовясь поделиться с Сэмом тем, что много лет тяжким грузом лежало на его совести:
— Однажды перед мной предстали придворные ученые, чтобы выразить свои сомнения по поводу искренности намерений мастера Лю. Я... не просто отказался их выслушать, я впал в чудовищную ярость. Они требовали отправить в ссылку того, кто планировал сделать меня бессмертным! Воодушевленный лживыми словами этой змеи, которые точно яд вливались мне в уши, я решил наказать ученых, чтобы преподать урок остальным. Не взирая на их мольбы, на слезы их жен и крики детей, я разъярился и повелел казнить четыреста шестьдесят человек. Их заживо зарыли в землю...
Цинь потер виски: