— Это Энцо, мой помощник, — объяснила женщина. — Ему так и не терпится получить копьем или стрелой из арбалета! Баламут! Можно подумать, он один сможет защитить Рим! Увы! Ничего не желает слушать, любит свой город больше, чем себя самого...
Она протянула Сэму одну из корзин, накрытых белой материей:
— Держи, поможешь мне, ragazzo. Если не получится спасти Энцо, может, хотя бы тебя спасу.
Она продолжила путь маленькими торопливыми шагами и, разрезая туман, направилась прямиком к какому-то месту в стене, которое было ей хорошо известно. Там стояла прислоненная к каменной стене лестница, верхушка которой исчезала в тумане. Несмотря на почтенный возраст женщина решительно принялась карабкаться вверх. Сэм смотрел, как она постепенно исчезает в серых облаках.
— Теперь ты, ragazzo, — раздался через несколько секунд ее повелительный голос. — Только смотри не рассыпь всё, что я насобирала!
Сэмюел просунул руку под плетеную ручку корзины и стал карабкаться по лестнице, на его взгляд, слишком уж хлипкой. Поднимаясь по верхним ступенькам, он с облегчением ухватился за протянутую руку молодого человека со смуглой кожей и пышной шевелюрой. Сэм перебрался через перила оконного ограждения и приземлился на полу комнаты, где стояли два стола, заваленные растениями и листьями. Здесь было так много разных запахов, и все такие яркие и так безумно перемешанные друг с другом, что у Сэма закружилась голова.
— Втаскивай лестницу, Энцо, и закрой ставни, — сказала Маммина.
Энцо послушался и тут же с горящими глазами повернулся к Сэму:
— Ты был снаружи, да? Какие новости? Говорят, их не меньше двадцати тысяч, а может, даже все тридцать! И что они встали в полумиле отсюда, на Яникуле[6], и хотят ударить с разных сторон одновременно... Еще поговаривают, что там не только испанцы и немцы, но еще и наемники из всей Европы: гасконцы, бургундцы и даже итальянцы, которым заплатили предатели Колонны — да поджарится шкура у них на спинах! И что все эти бездельники намерены убивать направо и налево! Ты был снаружи и, может, видел их, нет?
— Да ведь туман такой... — развел руками Сэм.
— А всё из-за того, что наш папа в дружбе с французским королем, — вздохнула женщина, снимая с корзинок защитную материю. — А недоумок Франсуа то и дело воюет с Карлом V. И что же мы, римляне, можем поделать, если все эти важные господа в коронах больше всего на свете любят драться?
Энцо закрыл деревянные ставни и запер их на засов.
— Как бы там ни было, — произнес он, — если мы не помешаем им войти в город, они тут всё разграбят. Даже малые дети знают, что Карлу V нечем платить своим воинам, так что плату они будут брать с нас. Отнимут у горожан всё до последнего дуката, не говоря уж про произведения искусства и драгоценности!
— И мой ботанический сад! — вздохнула Маммина, разглядывая содержимое корзин. — Эти дикари не пощадят ни таволгу, ни панацею Марко Поло, которую я с таким трудом раздобыла, — всё вытопчут!
Она потрясла в воздухе желтым клубнем, который напоминал сморщенную картофелину с руками, ногами и длинными волосами, как у хиппи. Женьшень... Сэмюел видел его дома, в те времена, когда мама еще была жива. Время от времени она готовила азиатские блюда.
— Это страшно дорогая вещь, ragazzo! Вот обидно было бы ее потерять! Я продаю такие корни даже папе, они улучшают кровообращение.
— Вы... вы врач? — догадался Сэм.
— Я травник, ragazzo, ты никогда не проходил мимо моей лавки в Борго?
— Я... Я не отсюда, — пробормотал он.
— А, так ты странник? — спросил Энцо. — Тогда понятно, почему ты в белом... Не самый удачный момент для паломничества ты выбрал, мой друг, наш святой город сейчас — ловушка для всех добрых христиан. И если все мы не сплотимся в борьбе против этих варваров...
— Энцо, тише! Если мальчик явился ради молитвы и поклонения святыням, не следует принуждать его браться за оружие! А ты, вместо того чтобы торопиться в объятья смерти, лучше бы пошел вместе со мной во дворец папы, оттуда можно перейти в замок Святого Ангела, там ты был бы в безопасности!
— Сбежать и бросить своих братьев, чтобы они без меня сражались с этими извергами? — покраснев от возмущения, воскликнул Энцо. — Что ты такое говоришь! И если я погибну, то не сомневайся, я встречу смерть с улыбкой на устах, потому что умираю, сражаясь за Господа Бога! Что может быть почетнее, чем отдать жизнь за Него?
С этими словами он обратил горящие глаза на Сэма.
Тот отвел взгляд, не зная, что ответить. Маммина пожала плечами и засунула женьшень в тряпичный мешочек вместе с другими растениями, которые предварительно внимательно изучала, поднося поближе к горящим свечам.