- Это очень хороший сон, Элен.
- Это ужасный сон. Как ты не понимаешь? Я стану такой же, как она.
- А какая она?
- Она - это космический корабль. Межзвездный корабль. И она хочет, чтобы я пришла к ней, тоже стала космическим кораблем. И чтобы мы плыли в космосе, распевая песни,тысячи и тысячи лет.
- Элен, это всего лишь сон. Не надо его бояться.
- Вот что с ней сделали: отрезали ей руки и ноги и засунули в этот аппарат.
- Но тебя никто не собирается засовывать в аппарат.
- Я хочу на улицу, - сказала она.
- Нельзя. Дождь.
- Пусть идет к черту, этот дождь.
- Пусть идет к черту, но это не поможет.
- Я не шучу! Она все время преследует меня, даже когда я не сплю. Она пристает ко мне, усыпляет, а потом начинает петь, и я чувствую, как она тянет и тянет меня к себе. Если бы мне удалось выйти на улицу, я бы еще продержалась, если бы я только могла…
- Эй, успокойся! Знаешь, тебе лучше принять…
- Нет! Я не хочу спать!
- Слушай, Элен, это всего лишь сон. Нельзя позволять сну так сильно на тебя влиять. Все из-за дождя, поэтому ты не можешь выйти на прогулку. От этого тебе хочется спать, и тебе снится один и тот же сон. Но не надо сопротивляться, это, в общем, очень хороший сон. Почему бы тебе просто с ним не смириться?
Она смотрела на меня, в ее глазах застыл ужас.
- Ты ведь не всерьез. Ты не хочешь, чтобы я ушла.
- Нет. Конечно, я не хочу, чтобы ты ушла. Но ты и не уйдешь, разве сама не понимаешь? Это только сон, как будто ты паришь там, в космосе, среди звезд…
- Она не парит. Она прокладывает путь в открытом космосе с такой скоростью, что у меня при виде этого кружится голова.
- Ну и пусть кружится. Как будто твой разум придумал для тебя такой способ бегать.
- Ты ничего не понял, мистер Терапевт. Я думала, ты поймешь.
- Я пытаюсь.
- Если я пойду за ней, я умру.
- Кто читал ей в последнее время? - спросил я сестру.
- Мы все читали понемножку, а еще добровольные сиделки из города. Она им нравится. Ей всегда кто-нибудь читает.
- Надо бы проследить за этим повнимательней. У нее появились откуда-то новые фантазии. Про космические корабли, звездную пыль и песни в открытом космосе. И она чем-то напугана.
Медсестра нахмурилась.
- Мы одобряем все, что она читает, и про всякие такие вещи читают уже много лет. Раньше ничего плохого от этого не случалось. Что же теперь стряслось?
- Думаю, все из-за дождя. Сидя взаперти, она теряет ощущение реальности.
Сестра закивала в знак согласия и сказала:
- Да, знаю. Во сне она бог знает что вытворяет.
- Что, например? Что именно вытворяет?
- Поет какие-то жуткие песни.
- На какие слова?
- Вообще без слов. Просто напевает мелодии. Только мелодии просто ужасные, их и музыкой-то назвать нельзя. И голос у нее становится какой-то странный, скрипучий. Она очень крепко спит. Теперь стала спать больше, и это к лучшему, как мне кажется. Она всегда начинает нервничать, если ее не выпускают на улицу.
Элен, несомненно, нравилась сестре. Было трудно не испытывать к девочке сочувствия, но Элен хотела, старалась понравиться окружающим, и люди ее любили. Во всяком случае, те из них, кому удавалось побороть ужас при виде плоского пространства под простыней возле ее туловища.
- Послушайте, - сказал я, - может, все-таки ее одеть и вывезти на улицу, несмотря на дождь?
Сестра покачала головой.
- Дело не только в дожде. Похолодало. А после того взрыва она ведь так до конца и не оправилась, у нее нет сил сопротивляться болезни. Понимаете, слишком велики шансы, что она может умереть от самой обычной простуды. А я не хочу рисковать.
- Значит, мне надо приезжать к ней почаще, - сказал я. - Как можно чаще. С ней что-то происходит, и это пугает ее до смерти. Ей кажется, что она умрет.
- Ох, бедняжка, - сказала сестра. - С чего она взяла?
- Не важно. Может, кто-то из ее вымышленных друзей слегка отбился от рук.
- Но вы же говорили, что от них никакого вреда.
- Раньше так и было.
Покидая лечебницу, я еще раз зашел в комнату Элен. Она спала, и я услышал, как она поет. Жутко. Временами можно было узнать обрывки мелодии Копланда, которые она слушала недавно, но очень искаженные, а все остальное вообще не вызывало никаких ассоциаций, это и музыкой назвать было нельзя. То в ее голосе звучали высокие незнакомыеноты, то вдруг он становился низким, грубым, скрипучим, а один раз ясно послышался скрежет мощного двигателя, доносящийся сквозь металлические стены, - тяжелый гулкий звук, тонущий в бесконечной пустоте.