– Зря ты это, – сказала Алеся, указывая на пузырёк, который, оброненный, валялся на полу. – Лучше бы ушёл. И девочку увёл.
Лёшка поставил Зину на ноги и подмигнул ей.
– Вот дождусь Монолита, послушаю, зачем он вас здесь собрал, потом уйду. Вместе уйдём…
В этот момент края «Кармана» заволновались и из щели появились Пыж и здоровенный горбатый мужик, одетый в гимнастёрку, солдатское галифе и стоптанные кирзовые сапоги.
– Ну вот… – начал, было, Пыж.
– Папка! – взвизгнула Алеся и бросилась к мужику. Она обняла его, стала целовать, в исполосованные ожогами и шрамами щёки.
– Дядя Немой! – бросился за ней к этому человеку Лёшка, обнял со спины, уткнулся куда‑то в затылок.
– Лёшка, Алеська, – растерянно бормотал человек. – Какие же вы взрослые стали…
А «взрослые» рыдали у него на плечах, будто малые дети.
– Время! – неожиданно объявил Баркас громким голосом.
Все уставились на него, а затем на одну из стен, которая вдруг утратила свой невзрачный вид, налилась светом и зеркальностью, и они увидали свои отражения.
Эпилог. Всё ещё только начинается
Они стояли на перекрёстке четырёх дорог.
Нет, они по‑прежнему находились в том же помещении на минус втором этаже системы охлаждения четвёртого энергоблока Чернобыльской АЭС.
И всё же это был перекрёсток!
Из комнаты выходило четыре, по числу стен, тоннеля. И четверо стояли на перепутье: Пыж, Баркас, Бек и Немой, он же – Гробовщик.
– Вот только не вздумай, покончить с собой, – сказал Пыжу Бек.
– С чего ты взял? – буркнул тот. Глянул с вызовом. – Хотя я в своём праве.
– Ага, – сплюнул на пол Бек. – Ты, значит, чистенький «спрыгнешь», а нам втроём ещё и за тебя отдуваться.
– А если я не желаю, – сказал Пыж.
– Зато каменюка, что к Земле летит, желает! Ох, как желает! Пустишь её на свое место?
А Баркас молчал. Он всё ещё был под впечатлением.
«Дяденьки, до свидания! Дяденьки, я буду вас ждать!» И взмах маленькой ладошкой на прощание.
– …Я дарую вам умение видеть, я оставляю вам умения сострадать и сожалеть, – перечислял Монолит устами зависшего на зеркальной стене Лёшки.
От удара затылком у него пошла кровь, и когда парень поворачивал голову, а он это делал постоянно, как локатор: слева направо и обратно – на блестящей поверхности становилось видным кровавое пятно.
Это было уже после того, как Бек подхватил на руки безвольное тело Алеси. После того, как уложил её в висящее в воздухе ложе и накрыл её прозрачной крышкой.
– Прощай, – сказал Гробовщик, провожая её взглядом. – Спи спокойно и жди своего принца…
– …Я, к тому же дарую вам жизнь долгую, без старости и болезней, – сказал Монолит.
– Отсыпал пряников полные карманы, – сказал Гробовщик в полголоса. – Интересно, какой будет кнут?
И кнут не заставил себя ждать.
Когда Лёшка‑Монолит закончил перечислять условия, Бек как‑то удивлённо покрутил головой и разочарованно спросил:
– Это ещё что за детский сад?
– Цирк какой‑то, – согласился с ним Баркас.
– Боюсь, что он это серьёзно, – сказал Гробовщик.
– Почему детский сад? – подал голос Пыж…
– …Избранные, – хмыкнул Бек. Он посмотрел на порванные вдрызг берцы Пыжа, перевёл взгляд на давно не стиранную гимнастёрку Гробовщика, на испачканные кровью штаны Баркаса. – Один другого краше.
Никто не ответил и он продолжил:
– Представляете, подходит как‑то утром президент Эр‑Эфии к зеркалу, а в нём я отражаюсь.
– Ну, это уж врядли, – невесело засмеялся Пыж. – С твоей рожей выше Туркменистана никуда не пустят.
– На свою посмотри.
– Уверен, что именно президент? – спросил Баркас задумчиво. – Сказано же было: те, кто решают. А когда и что решали президенты?
Он помолчал, потом спросил у Пыжа:
– Страшно?
– А тебе будто бы – нет! – сказал Пыж.
– Не переживай! – хлопнул Баркас его по плечу. – Это не больно. Ты будешь, как будто нарисованная фигурка: вырежут из одной картинки и приклеят – в другую.
– А тебе откуда знать, больно это или нет. Кто у картинок об этом спрашивал?
– Вот и у тебя никто ничего спрашивать не станет: щёлк ножницами – и ты уже во главе Пиндосии.
– Щелк! – передразнил Бек. – Если бы так. Нам же ещё и биографию перереклеят! Хорошо, хоть память оставят.
Он зябко повёл плечами. Достал последнюю сигарету из пачки, прикурил…
– …Так что получается: нас сотрут из одного места, а потом нарисуют в другом?
Монолит перевёл зеркальные зрачки на Пыжа задавшего вопрос.
– Копирование личности – аморально! Будет осуществлёна только темпорально – событийная подгонка под нужный результат. При этом ваша личность останется неизменной, включая все навыки и память последних событий. Прибавится только опыт и знания за перепрожитые, так сказать, годы.
– То есть мы проживём жизнь заново и подругому?
– Уже прожили, – Баркасу показалось, или по лицу Лёшки‑Монолита проскользнула усмешка. – Вы уже четверо самых могущественных правителя планеты. Вам осталось только слиться с ними личностями.
– Настоящее изменило прошлое? – спросил Баркас.
– И что такого? Причинно‑следственные связи работают в обе стороны. Как в математике: есть деление, и есть умножение.
– И зачем было такой огород городить? Нельзя было, что ли как‑то это всё проще оформить? – спросил Бек. – Вообще, почему мы? Никого не нашлось достойнее?
– Потому что вы избранные.
– И кто же нас избрал? – спросил Пыж.
– Не тупи, – ткнул его локтём Бек.
И тут впервые подал голос Гробовщик:
– Алеся обо всём знала?
Ни один мускул не дрогнул на «лице» Монолита, но все почувствовали неприязнь, с которой он ответил Гробовщику:
– О конечной цели – да. О методах воплощения – нет.
Гробовщик помолчал, обдумывая услышанное, потом спросил:
– И какова же конечная цель?
– Люди будут жить долго и счастливо, – ответил Монолит. – Те, что останутся…
Бек погладил лысую голову, сказал:
– Жаль, что водки нет. Выпили бы «на посошок».
Пыж посмотрел в потолок, будто силясь рассмотреть в невообразимом далеке огромную каменную глыбу, которая через тридцать лет прихлопнет всё человечество. Или не прихлопнет.
– Вот будет прикол, когда окажется, что ничего там не летит, – сказал он. – Или наоборот – летит, но вмажется в Землю в любом случае.
– Тому, кто может время отматывать назад, я думаю, ничего не стоит изменить траекторию какого‑то там булыжника, пусть он и величиной с полуостров Таймыр, – сказал Бек. – Хотя это – натуральнейший шантаж: или вы уничтожите две третьих человечества, или я уничтожу всех! И как я на всё это подписался?
– Монолит он такой, – подал голос Гробовщик. Он сидел на чьём‑то рюкзаке и, задрав рваную штанину, снимал с ноги бинт, пропитанный черной коростой.
– Никогда не думал, – продолжил он. – Что Высший разум окажется такой скотиной.
Он покачал головой, сказал сокрушённо:
– Леська, Леська, какая же ты дурочка!
– Она не виновата! – горячо вступился за девушку Пыж. – Она же хотела, как лучше. Вот и загадала желание. Кто ж знал, что исполнять его будет эта… Этот…
– Исполнять его будем как раз мы, – усмехнулся Баркас. – И суждено нам стать величайшими злодеями в истории человечества. Шесть миллиардов трупов – такое никто ещё не устраивал.