— Копать ямы в платье не очень-то удобно, госпожа. — Заметил Леон, когда мачеха захотела присоединиться к нему.
После очередного разговора с отцом юноша мигом бросился на кладбище, даже слуг с собой не взял. Кажется, он хотел что-то сказать сыну, Леон боялся даже подумать, что взбрело старику в голову.
Девушка ничего не ответила. Она молча взяла инструмент и принялась за работу. Естественно, подол платья испачкался, несколько раз мачеха запутывалась, так что от нее было больше проблем, чем пользы. В итоге яму Тейкеры выкопали в два раза медленнее, а ведь до заката нужно было закончить еще двадцать заказов.
— Решили попросить у Бенджамина не такую грязную работу? Что он первым вам предложил. — Спросил гробовщик, догадавшись в чем дело.
— Трое людей…
— Клиентов.
— Да, клиентов, должны быть похоронены как полагается. Хотя церемонию отпевания провели еще зимой, родственники попросили дать им возможность попрощаться…
— За дополнительную плату.
— Естественно! Их нужно привести в надлежащий вид чтобы представить, и он хотел чтобы я…
— Можете не продолжать. Знаю, вам не нравится работать с телами. И что, у отца не нашлось работы получше?
— Думаю нашлось, но он не хотел поручать это мне.
— Что же, мачеха, вам не стоит так напрягаться. Я все сделаю сам, не впервые, а вы посидите рядом, отдохните. Уж не знаю к какому роду вы себя относите, но отдых заслужили.
Следующие пять ям он выкопал в тишине. Адриана сидела на одной из могильных плит (родственники не потерпели бы этого, но Тейкеры никому не рассказывали) и просто наблюдала. Кажется, она с головой ушла в раздумья, а тогда ответила.
— Не зря я сменила фамилию после замужества. Хочется мне или нет, но это место — мой дом. Я как молодое деревце, которое пересадили. Возможно, почва тут каменистая, но быть выкорчеванным из нее для этого дерева означает умереть. А если Бенджамин, или даже кто-то из этих нелюдей захочет стать у меня на пути я их уничтожу.
Такой ответ удивил Леона. Прежде мачеха казалась ему наивным ребенком, но теперь что-то изменилось. Он бы счел это за шутку или очередную дерзость, но ведь однажды она уже смогла лишить жизни! Эта уверенность пугала, напрягала и не зря. Когда пасынок поинтересовался, чем же мачеха занимается в свободное от работы время, она не скрывая ответила.
— Я следила за своим кузеном, что же мне еще было делать? Он растратил накопленное за жизнь состояние родителей на защиту своих клиентов, уже готовит дом к продаже, при живых-то хозяевах! Мне пришлось немного подумать, прежде чем я поняла, как от него избавиться. Тот нотариус, что живет отдельно от Вольферов, знаешь, кто он?
— Оборотень, все они оборотни.
— Нет. Я поговорила с ним и выяснила, что отец этого мужчины был человеком. Его растерзал глава клана когда узнал, что кузина посмела завести роман без ведома семьи. Он волчьеродец — волчья кровь в его жилах спит. Поделившись своими проблемами с ним я получила помощь — нотариальную помощь. Паршивца бросили в тюрьму, а там старший брат Гарри узнал, что пленника привезли по просьбе родственника, посчитал его врагом династии и — конец.
— Жестоко. Не думал, что вы способны на такое. — С ноткой разочарования ответил Леон.
Мачеха спрыгнула к нему в яму, оказавшись по пояс в земле. Она строго посмотрела на Тейкера, как будто он и правда был ее сыном, хотя разница между этими двумя всего пару лет. На лице читалась усталость — не та, что бывает от недосыпа или тяжелого рабочего дня, а та, которую люди носят с собой всю жизнь.
— У меня нет выбора. Иногда чтобы защитить своих, надо сделать больно чужим. Нельзя жить, как принцесса из сказки, нельзя быть доброй ко всем, даже если злодеяния приносят тебе боль. Надо терпеть. Лучше быть раненым, чем убитым.
— Вот поэтому мы и копаем могилы для простых смертных, в то время как подонки вроде моего отца правят балом.
— И что, — спросила Адриана, скрестив руки на груди, — разве мы не можем убрать этих нечестивцев?
— Нет! Мы копаем ямы, а кто в них упадет решает жизнь.
— Жизнь… — Протянула мачеха и ушла восвояси.
После того случая они не виделись три дня, даже за столом. На вечер четвертого дня пасынок заметил мачеху с окна своей комнаты. Она стояла в саду, между статуй, и о чем-то беседовала сама с собой.
— Господин, вам привезли материалы.
— Мелинда… Верная служанка всего нашего рода. Скажи, ты ведь и с Адрианой общаешься, верно?
— Госпожа очень добра ко мне, проведывала, когда я болела, никому не позволяет готовить ее ко сну, кроме меня.
— Тогда скажи мне, в чем причина ее такого странного поведения? Почему она стала такой холодной?
— Вам кажется, мистер Тейкер. Леди Адриана полна веселья и радости, но она не выносит чувства за двери своей комнаты. Этот холод на ее лице — застывший страх. Страх обрести нового врага или получить нож в спину от старого. Что с ней случилось? Она повзрослела. Возможно, позже чем от нее того ожидали родители и муж, но вот время пришло. Взрослые люди не выносят свои чувства на показ, они знают, что мир не делится на черное и белое, а враги могут воспользоваться слабостью.
Юноша принял слова служанки ко вниманию. Ему трудно было в это поверить, трудно принять. Тогда после всего безумия с этими оборотнями и охотниками девушка сказала ему, что понимает какого это — быть лучиком солнца в непроглядной тьме. Похоже, это был ее последний проблеск, последняя попытка, а тогда холодный взгляд Бенджамина камнем упал на источник света и погасил его раз и навсегда. Ему нужно было поговорить с ней, ответить, а не просто сидеть и смотреть вслед!
Этот момент встал перед глазами и не хотел уходить. Она стояла перед ним, изливая душу, исчезала, как только гробовщик пробовал протянуть руку и все повторялось сначала. Вдобавок к этому кошмару со временем присоединился еще один — где отец с неестественной для него скоростью гонялся за сыном, размахивая лопатой.
— Ты мое творение, Леон, как тот гроб с драгоценными камнями. Это я решаю, когда тебе уйти под землю!
Лопата резко превращается в косу, лицо старика высыхает, кожа осыпается, глаза вытекают. Остается только череп — пожелтевший, измазанный землей, кровью и вонючим бальзамом. Он протягивает свою руку сынишке, хватает его и бросает на землю. Переступает, уходит из темной комнаты к воротам кладбища, тем временем земля превращается в трясину под крик матери, вернувшийся из давно забытого детства, юноша тонет.
— Леон!
Перепуганная Адриана сидит перед ним. Ее лицо снова выглядит живым, от холодного взгляда не осталось и следа.
— Ты своим криком разбудил слуг, Бенджамин чуть не проснулся.
Мир возвращается на свои места. Огонь потрескивает на краю свечи, за окном завывает ветер, со стороны комнаты отца тишина. Не стоит будить лихо, пока оно тихо.
— Это был сон, мачеха, просто сон.
— Расскажи мне, что тревожит тебя? Почему такое приснилось?
Сомнения все еще терзают душу, но с каждой секундой слабеют. Она прижимает его к себе, гладит по голове, пытается успокоить. Мелинда была права — та самая Адриана, что когда-то переступила порог его дома, та самая девушка, что изливала ему душу, когда они избежали ружья охотника и когтей волков. Ее солнце все еще сияло, стремилось разогнать мрак особняка Тейкеров. Ее надежда никогда не померкнет, как и улыбка на устах его матери.
И он рассказал ей обо всем. Открылся так же, как она открылась ему. Адриане стало легче, когда она высказалась, теперь и Леон испытал облегчение. Она не назвала его сон идиотизмом, не вызвала слуг, не напичкала снотворным. Сравнения Бенджамина со Смертью вызвало улыбку да и только. Прикрыв ее рукой девушка поспешила успокоить пасынка.
— Странное поведение твоего отца не беспричинно, но не все так мрачно, как ты подумал. Он видит в тебе единственного наследника своего дела, к тому же достойного наследника.