— Айрис, ну что ты на меня так смотришь? Так самодовольно и неодобрительно. — Она обиженно на меня поглядела, но затем, явно обнадеженная моим обещанием не выдавать ее секрет, уже более благодушно поделилась: — Питер от меня без ума. Хочешь, скажу, только поклянись никому не говорить, ни одной живой душе, ладно? — Я промолчала. — Айрис, он хочет на мне жениться. Вот. То есть, не сейчас, конечно. Следующим летом, когда я закончу школу и мне исполнится восемнадцать. Тогда мама с папой вряд ли мне запретят.
— А разве ты не едешь следующей осенью в Европу? Брон говорит…
— Это Брон с папой хотят, чтобы я поехала. — Она сдвинула брови. — Я еще не решила. И это мое дело. Разве нет?
Вообще-то я была с ней согласна, но, помня наставления Брон не поощрять таких разговоров, я пробормотала что-то невразумительное. К счастью, она была слишком поглощена собственной речью и не обратила внимания на мои слова.
— Конечно, в Италию было бы здорово съездить, если я все же решусь. Эмили говорит, она почти наверняка сумеет устроить мне прослушивание для того, чтобы меня взяли в хор в каком-нибудь большом мюзикле. Нельзя же прошляпить такой шанс. Хоть мама и встанет на дыбы, я такой возможности ни за что не упущу. Эм знает пару настоящих шишек в шоу-бизнесе. — Она тяжело вздохнула. — Господи, ну почему все так сложно?
— А Питер? — Я постаралась, чтобы это не прозвучало слишком сухо.
— Ну, может, я и выйду за него, — беспечно сказала она. — Я же говорю, я еще не решила. Он мне, конечно, нравится, но… Пойдем лучше, а то вы с Карлом опоздаете на спектакль.
Мы побежали к дому. Я прекрасно видела, что, хотя Мел явно льстит предложение Питера и ей нравится с ним в некотором роде экспериментировать, на самом деле она ни капельки его не любит, и я ему сочувствовала. Переодевшись после школы, Мел преображалась: волосы уложены на одно плечо, под белым свитером из ангорки торчат маленькие острые груди, длинные стройные ноги обтянуты светлыми брюками — она кому угодно могла вскружить голову. Можно было догадаться, как Питер теряется от ее внезапных перемен настроения, и я вполне допускала, что она не слишком-то считается с его чувствами.
По дороге в театр я поймала себя на том, что мне очень хочется поделиться своими мыслями с Карлом, но я знала, что этим только доставлю Мел большие неприятности. Наверное, я как-то необычно притихла, потому что некоторое время он то и дело на меня поглядывал и наконец спросил:
— Эй, что у тебя на уме? Что-то ты невесело смотришь.
— Просто думала… Утром пришло письмо от мамы. Она пишет, что не сможет приехать сюда на Рождество.
Я не рискнула сказать ей по телефону, что намереваюсь остаться здесь как минимум до лета. Если я устроюсь на работу в магазин, то смогу больше не просить у нее денег на карманные расходы. Вообще-то я хотела накопить, сколько получится, и отдать ей хотя бы часть тех денег, которые она так великодушно потратила на меня. Я сказала, что, если она не сможет встретить Рождество с нами, я приеду, как и собиралась, и нечего даже и пытаться меня здесь удержать.
— Что ты говоришь! — сказал Карл. — А почему, не пишет?
— Как всегда, в Рождество по горло занята деревенскими делами, — неубедительно соврала я, но тут же, в поисках его сочувствия, позорно сдалась: — Наверное, все дело в деньгах. Она истратила все, что у нее было, на то, чтобы отправить меня, так что… Через месяц мне надо ехать домой.
— Ах вот как, — с довольным видом сказал Карл. — Тогда, девушка, у меня для вас новости.
— Какие?
— Она приедет. Я разговаривал с ней вчера по телефону, и она обещала.
— Карл! — Я подпрыгнула на сиденье машины.
— А насчет денег не беспокойся. Папа с Брон оплатят поездку, как бы в подарок ей на Рождество.
— И она на это согласилась? — выдохнула я. Мамина независимость вошла в поговорку. Брон несколько раз предлагала оплатить проезд и ей, и мне, но мама все время отказывалась — вежливо, но твердо.
— Как же тебе удалось ее уговорить? — воскликнула я. В свете мелькающих фонарей я увидела, как он улыбается.
— А вот это наш с твоей мамой секрет, Айрис Мэдден.
— Карл, ну пожалуйста. Не дразни, скажи.
— Как-нибудь потом. По крайней мере, не сейчас.
— Почему?
— Когда скажу, поймешь.
Я уже знала, что больше спорить бесполезно. Решив сохранить достоинство, я погрузилась в молчание.
— Ты не рада? — Теперь его голос звучал уже несколько озабоченно.
— Очень рада, у меня прямо камень с души свалился. А то ведь пришлось бы скоро уезжать. Не могла же я бросить ее в одиночестве на целую зиму.