ЕВГЕНИЙ ВОРОБЬЕВ
Гром и Молния
ФРОНТОВЫЕ РАССКАЗЫ
Может ли кто-нибудь сдружиться сильнее, чем однополчане, фронтовые побратимы, которым довелось делиться патронами в бою, ходить в разведку по одному компасу, есть из одного котелка, прикрывать своим телом товарища в минуту смертельной опасности, лежать под огнем в одной воронке, тесно прижавшись друг к другу?
Говорят, человека по-настоящему узнаешь после того, как съешь с ним пуд соли. А на войне бывает достаточно и щепотки. Нигде люди не сходятся так быстро, не узнают друг друга так хорошо, как на войне. Нигде дружба не бывает столь требовательной, бескорыстной, надежной.
Сборник рассказов «Гром и Молния» населяют люди смелые и умелые, смекалистые и находчивые, всегда верные святым законам фронтового товарищества и взаимовыручки. Эти благородные традиции вошли в плоть и кровь всех, кто вернулся после войны к мирному труду и кто чувствует себя наследником славы Советской Армии.
Евгений Воробьев не наблюдал своих героев издалека, он прожил с ними четыре фронтовых года.
НИЧЕЙНАЯ ЗЕМЛЯ
Все трое упали плашмя на снег и не двигались; тени плотно прильнули к ним. Рядом с Прибыловым уткнулся в снег связанный немец, а с другого боку залег Анчутин. Все оставались недвижимы, пока ракета не отжила свою скоротечную жизнь.
Прибылов волок немца вдвоем с Анчутиным, а остальные поотстали. Он дал им задание — вывести из строя пулемет в траншее. Позже Прибылов забеспокоился: «Может, ребята не имели дела с немецким пулеметом «МГ-34», не знают, где у него концы? Нужно разобрать его ко всем чертям, выдрать из него спусковой рычаг, что ли… А может, ребята скружали, отползают стороной, потеряли из виду «языка»?»
Пора бы уже и смениться ему с Анчутиным. Дыхания совсем не осталось, а правая рука, которой приходится загребать снег, того и гляди, заледенеет… Фриц вроде и невидный из себя, можно даже сказать мелкокалиберный, а увесистый. Он стал тяжелее, чем в начале пути.
Пожалуй, Прибылов напрасно отказал новенькому — круглоголовому, коротко остриженному парню с массивными плечами, когда тот просился к нему в группу захвата, напрасно отдал его в группу обеспечения…
Прибылов с удивительной отчетливостью вспомнил весь свой не очень дружелюбный разговор с новеньким, когда тот обратился к нему со своей просьбой. «Ты хоть одного фашиста убил?» — спросил Прибылов строго. «Нет». — «А в глаза фашиста видел?» — «Нет». — «В тыл к ним заглядывал?» — «Нет». — «Ну хоть по ничейной земле гулял когда-нибудь?» — «Нет». — «Какой же из тебя разведчик? — высокомерно спросил он у новенького. — Ни рыба, ни мясо, ни с чем пирог. А если у тебя душа струсит? Еще начнешь в разведке зубами стучать на всю окружность».
В землянке засмеялись. Новенький отсел подальше от плошки в тень и замолк, обиженный.
Но сейчас Прибылов подумал: «Зачем бы парень стал проситься в группу захвата, если он робкого десятка? Да еще так настойчиво просился!»
Конечно, этот новенький — парень чересчур зеленый. Когда его прислали с пополнением во взвод разведки, он даже по-пластунски ползать не умел как следует: то становился на карачки, то елозил на четвереньках. «Голову спрятал наподобие страуса, а вся казенная часть торчит наружу», — заметил тогда Прибылов, вызвав общий смех.
А уже в начале зимы новенький ползал, как опытный разведчик, и не отрывал от снега локтей, колен и подбородка, что называется «пахал лбом землю». И ведь что вымудрил! Выпросил у ездовых соседней батареи мешок овса и таскал этот четырехпудовый мешок по снегу. Он хватался за ушки мешка или за завязку и волок мешок за собой с мученическим усердием. «Овес-то нонче почем»? — спросил тогда Прибылов, стоя над взмыленным новичком. Тот молча вытер пот, заливающий глаза, но не нашелся что ответить. Да и не слышал новенький этого выражения, оставленного вымершим племенем извозчиков в наследство горожанам. Разведчики посмеялись и отпустили несколько шуток по адресу новенького. Кто-то упомянул про поросенка в мешке, кто-то предостерег новенького, чтобы его невзначай самого мешком не прихлопнуло. А Прибылов был доволен: он любил, когда вокруг него собирались почтительные вниматели, когда его шутки вызывали веселый отклик.
А все-таки умение — дело наживное, тем более при такой старательности, как у этого таежного силача, он сможет быстро окорениться в разведке. Силенкой этого Безымянных, или Беспрозванных, или Бесфамильных господь бог не обидел, здоровье у него, как он сам хвалился, на хвое настоянное, диким медом приправленное. И плечи могучие, и ручищи — как малые саперные лопаты. Может, он и в самом деле не фантазирует, что перенес миномет, не разбирая?