Сверчок замер. Встреча была опасной.
Бездомный и безымянный парнишка из Отребья всю жизнь помнил: если не будешь осторожен, тебя схватят и продадут контрабандистам. И быть тебе рабом где-нибудь за морем. Да, рабу подчас живется сытнее, чем бродяге, но на это плевать! Сверчок знал: есть те, кто еще ниже его. И не собирался падать до их уровня.
Это утешало – что ему еще есть куда падать...
Поэтому сейчас Сверчок насторожился. И тут же обожгла мысль: а кошелек?! У него же на поясе привязан кошелек с деньгами! Да в этом городе за медяк зарежут!
Мысли эти промелькнули в голове молниеносно, и так же быстро было принято решение: избежать встречи! Бежать назад глупо, лучше перелезть через забор и отсидеться в чужом саду, пока эти... не пройдут мимо. А что забор высокий, так аршмирского беспризорника этим не удивишь и не испугаешь.
С проворством обезьяны парнишка вскарабкался на забор и собирался уже спрыгнуть в сад, как вдруг увидел в лунном свете крыльцо – и темную фигуру на нем.
Плохо! Хозяин или поздний гость... Не услышал бы шум!
Сверчок замешкался на заборе, скользнул взглядом по темной стене дома со светящимся высоким окном... и едва не заорал от ужаса.
Храни Безликие! В окне был виден угол комнаты, стол с высокой горящей свечой, раскрытая книга... и человек, да, человек, лежащий лицом в луже крови.
Страшен был не только вид этого человека, наверняка мертвого, страшно было все вместе, вся картина, которую окинул взгляд... стол, свеча, книга, мертвец...
Сверчок дернулся – и не удержал равновесия, полетел с забора назад, на улицу.
Шмякнуться ему не дали сильные руки: подхватили, поставили на ноги.
– И кто у нас тут по чужим заборам лазает? – поинтересовался довольный мужской голос. – Воруем, а? Парни, удачно у нас ночка началась!
Сверчок затравленно огляделся.
Трое. В черно-синих перевязях – стражники. Один держит факел. Двое других, увы, держат его, Сверчка.
– Там человек мертвый! – взвыл парнишка. – Убитый! Весь в крови!
Стражники перестали ухмыляться.
– Мертвый? – переспросил тот, что с факелом. – За что ты его, малец? Он тебя застал, когда ты в комнате шарил?
– Да я сам стражник! – истово выдохнул Сверчок, мысленно проклиная себя за то, что не надел перевязь.
Мужчины заржали:
– Ой, не могу! Скажи еще: из нашего десятка!
– Нет, из особого! – гордо заявил Сверчок. И получил увесистую затрещину.
– Скромнее ври, щенок. «Лис» мы наперечет знаем.
Затрещина помогла парнишке прийти в себя. Он не стал доказывать, что не врет. Сказал поспешно:
– На крыльце человек. Я видел. Наверное, это убийца.
Стражники уняли хохот. Тот, что с факелом, кивнул напарникам:
– Гляньте-ка.
И свободной от факела рукой взял Сверчка за ворот рубахи. Пленник и не думал сопротивляться. Оба молча глядели вслед уходящим к калитке стражникам.
Калитка не была заперта. Две черные фигуры исчезли за нею – и вскоре вернулись, но уже втроем. Ни криков, ни звуков драки из сада не доносилось. Значит, загадочный незнакомец пошел за стражей без сопротивления.
Стражник осветил лицо худого человека с впалыми щеками и большим выпуклым лбом. Редкие светлые волосы облепили голову, словно прилизанные. Свет факела, отражаясь в больших глазах, придавал лицу лихорадочное, взволнованное выражение. Но голос звучал спокойно:
– В чем дело, десятник?
– Ну, – разочарованно протянул стражник с факелом, оказавшийся десятником, – какой же это убийца, если это Фагрим? – И продолжил, обращаясь уже к приведенному из-за калитки человеку. – Фагрим, вот этот сопляк говорит, что он «лис».
Фагрим скользнул безразличным взглядом по лицу Сверчка:
– Нет, я не знаю этого юношу.
– Ясно! – голос десятника стал похож на рычание. – Парни, берите сопляка, оттащим в «холодную». И не худо будет ему малость навешать по бокам... за сопротивление при аресте.
Сильные лапы стражников резко вывернули руки Сверчку. Парнишка взвизгнул от боли – и крикнул, вовремя вспомнив недавние разговоры:
– А господин Фагрим сегодня искал завещание! В особняке торговца Саукриша! Которого зарезали!
– А ну заткнись! – прорычал десятник и так тряхнул Сверчка, что тот от боли едва не потерял сознание.
– Погодите! – Из голоса Фагрима исчезло равнодушие. – Что ты сказал, юноша?
– Что ты искал завещание! Вместе с наррабанцем Даххи! Да пустите же, пни горелые! – почти прорыдал Сверчок. – Говорю же, я «лис», только первый день в десятке!
– Это легко проверить, – кивнул Фагрим. Голос у него был хрипловатый, негромкий. – Сегодня вечером были такие дела, что кто-нибудь из наших наверняка еще сидит в Доме Стражи.
– А что случилось-то? – заинтересовался «краб». – Мы за Старой дорогой ходили обходом. Только возвращаемся. Ничего не слыхали.
– В «Плясунье-селедке» накрыли теплую компанию. Окрестные разбойники чего-то не поделили с городским ворьем, явились разбираться. Так что хоть кто-то из наших да толкует сейчас с арестованными. Вот пусть и скажут, знают ли они этого молодого человека... Но почему ты, десятник, произнес слово «убийца»?
– Точно! – хлопнул десятник себя по лбу. – Этот... этот же говорил, что в комнате – мертвый человек. Эй, Ку́дни, сходи проверь!
– Я схожу вместе с Кудни, – твердо добавил Фагрим. – Если и впрямь убийство, разбираться-то нам! Я только что стучал, мне не открыли.
«Краб» и «лис» вновь исчезли за калиткой. Второй стражник выпустил руки пленника, но на всякий случай держал его за воротник.
Сверчок словно окаменел. Мысли мешались в голове. Все происходящее казалось сном, нелепым и страшным.
Стражники вернулись быстро.
– Да, почтенный Гикфи мертв, – сообщил Фагрим. – Там, оказывается, не заперто. Я ничего не трогал, господин Ларш сам захочет посмотреть.
– Ваше «лисье» дело, – с уважением сказал десятник и кивнул второму стражнику: – Сгоняй домой к господину Ларшу, ты знаешь, где он живет.
Тот поклонился и исчез во тьме.
– Еще бы дверь покараулить, – мягко, без команды сказал Фагрим.
– Кудни, ступай дом стеречь, – приказал десятник стражнику, – пока «лисы» не прибудут.
– Я тоже с ним останусь, – решил Фагрим. – Все равно возвращаться...
1 (6)
* * *
Всю недолгую дорогу до Дома Стражи десятник и его пленник не обмолвились ни словечком. «Краб» крепко вцепился в парнишку, а левой рукой держал факел, освещая дорогу. Он мрачно глядел перед собой. А Сверчка не оставлял пережитый ужас. Перед глазами упорно стояли окно, свеча и мертвое лицо на залитой кровью столешнице.
Дом Стражи обычно походил на крепость: мрачный, трехэтажный, обнесенный железной грозной решеткой. Но сейчас, освещенный и шумный, он почти прогнал страх, который когтил душу парнишки среди темных улиц.
Сверчок встрепенулся, оживился, огляделся. Он не ожидал, что ночью здесь будет так много народу.
Впрочем, десятник тоже был слегка удивлен.
– Эк они нынче разбегались, – протянул он. – Ночью-то пусто всегда... Эй, стой! – ухватил он за локоть проходящего мимо по двору стражника. – Господин Ларш здесь или ушел?
– Спрут наверху. Он изловленных разбойников допрашивает по одному, а потом передает Авите.
– Авита тоже здесь?
– Ага. Она домой одна идти не хочет, на улице уже темно. Договорилась с Гижером, что он ее проводит, как освободится. Им по дороге. А пока она рисует, чего время зря терять-то?
«И Гижер здесь! И Авита! – возликовал про себя Сверчок. – Ну, теперь-то мне точно не ночевать в «холодной»... Только что же Авита здесь рисует?»
А десятник не удивился насчет рисования, не стал переспрашивать. Только неодобрительно хмыкнул:
– Вот неугомонные! Не могли завтра допросить всю эту шваль?
– Говорят, при арестах что-то срочное всплыло, да по нашей, по «крабьей» части. Вроде как еще кого-то срочно ловить придется. Вот и задержали еще и наших на всякий случай...