– Значит, у него две похожие застежки, – сдвинула брови Авита. – А вот я сейчас его самого спрошу!
– Да ты что, неудобно, – растерялась Милеста.
Авита только фыркнула. Она решительно подошла к Арризару, поймала его взгляд, поклонилась.
– Чем могу служить тебе, волшебница кисти и красок? – приветливо обратился Арризар к художнице.
– Не мог бы Лебедь разрешить наш с Милестой небольшой спор? – вежливо спросила девушка. И кратко, четко изложила суть спора.
– Нет, застежка у меня одна, – ответил Арризар.
Милеста просияла и скорчила Авите торжествующую гримаску.
– Но крючки на ней так устроены, – продолжил Арризар, – что бляху можно прикреплять к ткани хоть одной стороной наружу, хоть другой. На одной стороне выгравирован человечек, на другой – кошка. Так что выиграли вы обе. Чтоб рассудить по справедливости, завтра я подарю каждой из вас по мотку кружева... наррабанского, да? Вы ведь так спорили? Нет-нет, не отказывайтесь, красавицы, доставьте мне такое удовольствие!
Тут подошла большая корабельная шлюпка. Под смех мужчин и взвизгивание женщин гости начали в нее усаживаться. Все сразу не могли разместиться, за один раз на борт не перебрались, но Арризар не ушел, пока вся компания не оказалась на борту корабля. А потом, когда матросы уже выбирали якорь, стоял и смотрел вслед друзьям, подняв руку в прощальном приветствии.
* * *
В харчевне «Жареная утка» Ларш застал Алки, Сверчка и усатого «краба», имя которого не вспомнил. Стражники уже заканчивали обед, и Ларш тут же приказал им – всем троим – отправляться на поимку Гвоздодера.
Усатый стражник мог бы отговориться тем, что он из другого десятка и Ларшу не подчиняется. Но на Сына Клана не очень-то огрызнешься. К тому же неплохо было бы вместе со знаменитыми «лисами» изловить беглого каторжника и потом долго хвастаться перед приятелями. Поэтому усач ни словечком не возразил Ларшу и только покосился с недоумением на Июми, скромно поджидавшую мужчин у порога харчевни.
Позже, когда маленький отряд двинулся к порту, усач тихо спросил у Алки:
– А эта... чего с нами тащится?
– Июми? Она со вчерашнего дня у нас в десятке.
– Дитё?!
– Богиня.
Усач ничего не понял (у этих «лис» вечно всё не по-людски), но предпочел заткнуться.
* * *
Облава, увы, не задалась. Перед самым появлением стражников Гвоздодер покинул убежище.
– Как почуял, мерзавец! – зло буркнул Алки.
Старьевщик и его жена, упав перед Ларшем на колени, выли в голос и уверяли, что на несколько дней сдали чердак незнакомому человеку – а куда он сейчас подался, того они знать не знают.
Что делать? Тащить обоих в допросную? Под пытками они, пожалуй, оговорят всех соседей, отсюда до городской стены, да что с того толку? Гвоздодер – сволочь осторожная. Если сменил берлогу, то почти наверняка не сказал прежним укрывателям, куда уходит.
Мрачные стражники вышли на улицу – и тут их чуть не сшибли с ног трое парней, которые несли длинную лестницу. Пытаясь пропустить стражников, парни засуетились и перегородили лестницей узкую улочку. Зеваки хохотали.
Ларш готов был наорать на дурней, но тут один из парней – сын той торговки, что нащебетала про Гвоздодера! – быстрым шепотом произнес:
– Мать велела сказать: у травницы коряга.
Наорать на него Ларш все-таки наорал, для зевак старался. Но сделал в памяти зарубку: поскорее и пощедрее рассчитаться с умницей торговкой.
Когда стражники отошли за поворот, Ларш негромко спросил:
– Кто знает, где дом травницы? У нее сейчас коряга.
Усач и Алки заверили, что травницу знают и к ее дому проведут в два счета. Сверчок помалкивал, а Июми застенчиво спросила:
– Вождь, зачем этой женщине, травнице, коряга? И почему это беспокоит нас?
– Называй меня «десятник». Или «командир». А корягами у нас в Аршмире называют лесных разбойников. И очень их не любят, потому что в городе своего ворья хватает.
– Десятник или командир, а зачем тогда злодей из леса пришел в город?
– Может, захотел сбыть добычу. Или договориться о чем-то с городскими бандитами. Вот поймаем, так сам расскажет... Что встали, парни? Этот дом?
– Этот самый, командир.
– Сверчок, ты встань под окном, чтоб никто не выпрыгнул. Алки, останешься у двери. Мы идем в дом.
Усатый стражник на ходу небрежно приказал Июми:
– Жди тут, малявка, и не суйся внутрь!
– Ты мне не вождь, а я тебе не малявка, – буркнула вредная девчонка. И упрямо двинулась к крыльцу.
Алки попытался задержать ее. Июми сначала заспорила с ним, потом просто прошмыгнула мимо и вошла в дверь.
Спор немного задержал девочку, поэтому в комнате она очутилась уже в самый разгар действий.
Из большущих, широких, как веники, связок трав, которыми был увешан весь потолок, вырастал огромный – головой под потолок – громила с искаженным яростью лицом. В правой руке он держал топор. У Ларша и усача были выхвачены мечи. Одно движение – и начнется бой! Еще Июми увидела в углу женщину, та прижалась к стене и походила бы на груду ветоши, если бы не всхлипывала потихоньку.
Не останавливаясь, Июми пошла к разбойнику. За ее спиной охнул усатый стражник.
Глаза разбойника сверкнули злобной радостью. Он протянул левую лапищу, схватил девочку, рванул к себе:
– С дороги – или я ее...
Он не договорил.
Июми не сопротивлялась грубому рывку – но вскинула колено и ударила им бандита в пах. Рывок был мощным – и удар вышел сильным. И очень точным, как будто разбойник сам ударил себя ее коленом.
Разбойник выпустил девочку, согнулся. Июми встретила его приблизившееся лицо кулаком в нос – и шагнула в сторону, чтобы не мешать мужчинам работать.
Ларш и усач отобрали у разбойника топор, повалили его на пол.
– Лицом вниз надо, чтоб кровью не захлебнулся, – деловито сказал усатый. – Эк ему малявка нос расквасила...
– Июми – дочь бога войны, – весело объяснил ему Ларш. – Ее нельзя трогать без разрешения. Запрещено великими запретами... А чем вязать-то будем? Эй, баба, у тебя веревка есть?
Женщина, всхлипнув, доползла до стоящего в углу широкого сундука, сбросила с него прямо на пол одеяло и подушку, приподняла крышку и, пошуровав внутри, добыла моток веревки.
– Тихо! – вдруг воскликнула Июми. – Все – тихо!
Все замерли. Даже травница прекратила тихий плач.
– Здесь кто-то дышит! – объявила девочка.
– Так мы и дышим, – не понял усатый стражник.
– Здесь есть кто-то еще! – объявила Июми.
Ларш с тревогой огляделся, затем перевел глаза на девочку. Сейчас в ней было что-то звериное: злой огонь в глазах, приподнятая над зубами верхняя губка.
– Наверху! – подняла палец Июми.
И тут же пучки трав разлетелись в стороны, открыв широкую полку под потолком. И с нее глядел с ненавистью Щеголь. В руках бандита было по ножу. Он понял, что его убежище раскрыто, и готов был с боем пробиться на свободу – или умереть.
Но тут Июми, еще заметнее оскалившись, зарычала.
Это был жуткий, низкий, басовый звук. Голос чудовища-людоеда, которого не знали здешние края.
Ненависть на лице бандита сменилась ужасом. Он выронил оба ножа, вжался в стену и пронзительно завизжал:
– Уберите ее!.. Прогоните ее!.. Я не хочу... я не...
– Что ты сделала? – требовательно спросил Ларш. – Почему Щеголь так испугался?
– Я же рассказывала тебе, десятник или командир: этот нехороший человек и его друг угрожали мне ножами. Мне пришлось навести на них страшный морок. Сейчас я ему об этом напомнила.
– Морок, да? И ты каждого можешь так пугнуть?
– Могу. Но когда я трачу частицы своей божественной сути, с моей гирлянды падают лепестки. – Июми взглядом показала на лежащий у ее ног белый лепесток. – Когда все осыплются, я стану простой смертной. На Непролазных островах мою силу питала родная земля, а здесь... – В голосе девочки зазвенела горечь. – Учи меня ремеслу, десятник или командир! Учи – или я пропаду!