Выбрать главу

Запер лавку, вышел со двора... а тут, как рыбаки говорят, прямо в сеть идет косяк! Из лавки соседа-сапожника вышел одноглазый Дамикур. Должно быть, приходил заказать высокие рыбачьи бахилы.

Нет, Дамикур не рыбак, он плотник – чинит на пару с сыном чужие прохудившиеся лодки. И своя лодочка у него имеется. Кто же в припортовой округе не рыбачит, хотя бы для себя, не на продажу?

Вот только про одноглазого Дамикура как-то шепнули Вилирату, что улов у него без чешуи. И что этот улов он не показывает таможенникам...

– Дамикур! – приветливо завопил Вилират на всю улицу (если кто-то за ним следит – пусть слышит). – Приятель! А за мной же должок, пора вернуть! Денежки – они счет уважают. Ты меня выручил серебришком, я тебе его честь по чести верну, и с приплатой!

Дамикур остановился у калитки сапожника. Одноглазая рожа его хранила невозмутимое выражение. Конечно, плотник не понял, о каком серебришке врет малознакомый чудак. Но ведь он не с Дамикура денег требует, а сам кошельком размахивает. Напутал чего-то? Или впрямь Дамикур ему спьяну денег дал да забыл? Так или не так, глупо сразу отказываться...

На это Вилират и рассчитывал.

– Не на улице же деньги считать? – продолжил он. – Пойдем в кабачок, сведем счеты, заодно выпьем по глоточку... Пойдем-пойдем, я угощаю!

* * *

Айбиш Белоглазый не совался в дела Вьямры. Сроду не был любопытным. Его дело – охранять, а чем хозяйка занята – что ему до того?

Но даже Айбиш выпучил глаза, когда охранница, караулившая снаружи, условным стуком постучала в дверь, отворила ее – и посторонилась, пропуская двоих ремесленников с какими-то решетками.

– Здесь, что ли, собираем? – деловито спросил старший из ремесленников, оглядывая комнатку.

Вьямра отворила свою дверь, встала на пороге:

– Нет, сюда заходите.

Ремесленники, с опаской оглядываясь на Айбиша, пронесли решетки в комнату Вьямры. Тут же оттуда послышался железный лязг.

Некоторое время Айбиш сидел на скамье, глядя перед собой. Потом не выдержал, встал.

Он же охранник! Он обязан убедиться, что хозяйку не приложили чем-нибудь железным по седой башке!..

Жива. Цела. Сидит в уголочке и строго смотрит, как работяги склепывают одну решетку с другой. Клетка у них получается. Да большая, чуть у́же дверного проема! Не для комнатных птичек.

Вьямра подняла глаза на Айбиша, махнула рукой:

– Ступай, тут без тебя всё ладно.

Ладно так ладно, Айбишу-то что? С Вьямрой нельзя быть навязчивым, даже в заботе. Вдруг решит ведьма старая, что ты замыслил худое, да и ткнет тебя вязальной спицей. А чем она смазывает кончики тех спиц – то Айбиш знает. Видел случайно.

Потому и не совался к Вьямре. Дождался, пока ремесленники ушли. Посидел еще. перекусил принесенной с собой лепешкой.

А потом охранница впустила к Айбишу еще двоих. Сказала из-за их спин, через порог:

– Этих хозяйка ждет.

И затворила дверь.

Один из гостей – в просторном плаще с капюшоном, накинутом на голову так, что лица не видать. Не поймешь даже, мужчина или женщина. За руку держит мальчишку – тощего, в лохмотьях. Мальчишка бледен от ужаса. Попытался было вырваться, но старший гость так вывернул его кисть, что мальчишка вскрикнул.

Айбиш не удивился. На службе у Вьямры всякого повидал. Конечно, не стал жалеть ребенка, которого вряд ли ждало что-то хорошее. Всех жалеть – жалелки не хватит.

Старший гость уверенно прошел в комнату Вьямры, таща за собой мальчугана.

Некоторое время из-за двери слышались тихие, неразборчивые голоса. А потом послышался лязг железа и гневный возглас Вьямры:

– Лезь в клетку, гаденыш, не то глаза выдавлю!

Айбиш ухмыльнулся. Вьямра слов на ветер не бросает, лучше бы мелкому послушаться!

И тут из комнаты послышался вопль. Не только Айбиш его услышал, но и охранницы во дворе.

Пронзительный.

Жуткий.

Нечеловеческий.

5 (2)

* * *

Полынная улица – захолустье, окраина, застроенная бедными домишками. И Храм Того, Кто Покрывает Землю Травой, тоже самый скромный из храмов. Вернее было бы сказать «самый бедный», но разве можно так говорить о храме?

А можно ли назвать бедняком жреца? Наверное, нельзя. Лучше сказать, что Стаураш Верхний Костер живет скромно, не гоняясь за мирскими благами... да что за ними гоняться, все равно не догонишь!

В других храмах аршмирцы каждый день приносят жертву за жертвой: платят деньги – кто больше, кто меньше – и получают право брызнуть вином на жертвенник, бросить в огонь несколько зерен пшеницы. К тому же в храмах свершаются обряды – от бракосочетания до составления завещания, от основания торговых товариществ до выдачи в долг крупных сумм. Все это заносится жрецами в книги, а копии некоторых важных документов запечатываются в маленькие кувшинчики и оставляются на хранение в храме. И за все это жрецы получают деньги!

А бедняга Стаураш живет впроголодь. Женятся тут нечасто, в долг дают понемногу и без записи, просто при свидетелях-соседях. Раз в несколько дней забежит горожанка, попросит благословить посевы лука и редиски в ящиках на плоской крыше, даст за это медяк... Спасибо добрым соседкам – не дают старому жрецу умереть с голоду. Кто угостит сладкой кашей, кто принесет кусок пирога...

Но вчера – о, вчера был особый день! Впервые на край жертвенника легло серебро, горсть серебра! Впервые в углу храма, в специальной нише, встал на хранение кувшинчик, запечатанный храмовой печатью. И в книге появилась новая запись – одна из немногих.

Правда, требуется сохранение тайны... Ну что ж! Каждый человек имеет право на тайну, если это не идет вразрез с законом!

Но Стаураша до сих пор тревожит воспоминание о ледяном взгляде, который метнул на него один из вчерашних посетителей. Взгляд этот словно говорил: «Будешь болтать – убью!»

Ничего. Старый жрец не станет судачить о чужих делах.

Зато теперь он может купить себе новую одежду. Теплую, чтоб и зимой не мерзнуть в своей комнатушке при храме...

* * *

Плотники закончили чинить сцену утром, и Раушарни, бдительно следивший за их работой, тут же погнал Мирвика сзывать актеров на репетицию.

Сошлись быстро, но толковой репетиции не получилось. Обсуждали ночное происшествие.

Раушарни начал было отчитывать Бики, пустившего посторонних среди ночи в театр. Но Милеста и Джалена с двух сторон насели на грозного «хозяина театра»: мол, это была затея знатных барышень – а разве с ними поспоришь?

А Пузо веско заявил трагику:

– Ты бы лучше поблагодарил Бики. Если бы не он, пришел бы ты утром, открыл дверь своим ключом – а там труп. И доказывал бы потом в Доме Стражи, что не ты убил Лебедя. Кто бы стал слушать твои рассказы про кладовку, запертую со всех сторон?

Раушарни побледнел: воображение у него было богатое, представил...

– А я-то какой дурак! – сожалел Афтан. – Не захотел тащиться в театр, раскланялся со всеми на пристани! Такое небывалое дело пропустил! Сейчас бы в кабаках мне наливали задарма, лишь бы я рассказал про такое приключение.

– А и скажи, что был с нами, – посоветовал ему Заренги. – В кабаке – не в Доме Стражи, там можно врать безнаказанно.

– И верно, – протянул Афтан. – Скажу, что был с вами. А ты меня не выдавай!

Актеры захихикали над хитрым «воином». И никто не заметил, как на одной из скамей вздохнула Авита.

Да, «лиса»-художница тоже была здесь. Десятник отпустил ее в театр разобраться с костюмами актеров... вернее, не отпустил, а сам послал, приказав, чтоб держала глаза и уши начеку. Мало ли кто о чем проболтается! Приход Авиты никого в театре не удивил, она здесь была уже своя. Сразу оценила, что на Нуросе наряд неподходящий. Во времена, о которых идет речь в пьесе, женщины так не носили покрывала. Но это не беда, можно покрывало спустить сзади до талии, концы закрепить нитками на плечах – и все будет как надо!