Зверинец, да? А если охранники воруют людей на корм для хищников? Сверчок слышал, что в городе исчезают люди. Может, охрана присвоила деньги на корм зверей, а кормит их человечиной?
Нет, никуда бежать нельзя. А вдруг, пока он ищет «крабов», бедняжку Жайлу разделают и скормят всяким волкам-медведям?
Сверчок осторожно, чтоб не заметили от калитки, подобрался к частоколу и пошел вдоль него, ища место, чтобы перелезть, и попутно дивясь, какое большое место огородили под зверинец – уместилась бы маленькая деревушка!
Из-за забора доносились мычание, низкий рев и непонятные звуки – словно безумец заходился в хохоте. Сверчок поежился.
А это что? Ручей, глубокий такой... выбегает из-под частокола... ну-ка, ну-ка...
Сверчок упал на колени, глядя на черные столбы и бегущую меж ними воду, такую же черную. Понятно: ручей бежит через зверинец, из него воду берут. А дыра хорошая, глубокая... не подлезть ли?
Ого! Поперек дыры в дно заколочен толстый железный прут!
А если его расшатать?
Нет, хорошо заколочен. От души!
А если руками вокруг него дно разрыть?
Угу. Такую плотную глину? Эх, лопату бы!
Лопаты нет. Зато есть меч. Тот, с плохим балансом. И плевать, что он казенный...
Поглядел бы почтенный Аштвер, как его ученик ковыряет клинком мокрую глину!
А хоть бы и посмотрел – не сказал бы худого слова! Это же его, Аштвера, дочка там, за забором, в плену!
А проклятый прут подался... поехал вбок... опрокинулся на дно!
Теперь можно, окунувшись с головой, проползти против течения в дыру в частоколе!
* * *
По пути Июми дважды поднимала в небо птичьи стаи, уточняя путь беглянки. Каждый раз с ее цветочной гирлянды летели наземь лепестки.
Погоня настигла Нуросу за Старым портом, возле крошечной рыбачьей деревушки – и не скажешь, что это часть города.
Мужчин не видно было, а старухи, что чинили сети на порогах своих жилищ, при виде бегущего стражника скрылись в домах и захлопнули двери.
Нуроса не сразу заметила преследователей. Шла быстрым шагом, не глядя по сторонам и не спрашивая дорогу у рыбачек. Знала, куда идет. Наверняка у нее где-то было приготовлено убежище или средство, чтобы покинуть Аршмир.
Но вот, словно почувствовав опасность, оглянулась – и пустилась бегом.
Преследователи бросились за нею. Ларш быстро сокращал расстояние между собой и беглянкой. Легконогая Июми почти поспевала за командиром. Авита сразу отстала.
Ларш догнал Нуросу и протянул руку, чтобы схватить ее за плечо. Но женщина с грацией танцовщицы упала на одно колено, пригнулась – и Ларш, споткнувшись о живую преграду, полетел плашмя на каменистый берег, ободрав руки и лицо.
Нуроса легко вскочила на ноги и ринулась вперед, почти не сбившись с ритма бега.
И ушла бы, ушла! Но Июми, наклонившись на бегу, подхватила круглый камень-голыш и метнула его – сильно, точно! – в голову беглянки.
Нуроса замедлила бег, словно раздумывала, куда свернуть. Вскинула руки к голове. Пошатнулась.
Тут ее и догнал поднявшийся Ларш.
Пока десятник заламывал руки вырывающейся Нуросе, Июми гордо говорила подоспевшей Авите:
– Какая хорошая охота! Ловко я ее, старшая сестра? На моих островах так дети бьют птиц... камнями. У меня это всегда получалось!
Обе «лисы» подошли к десятнику. Нуроса уже не сопротивлялась, повисла на руках мужчины. Но Ларш не спешил ее выпустить. Не доверял.
– Надо уходить, – выдохнула Нуроса. – Нельзя здесь оставаться!
Не таких слов Ларш ожидал от пленницы.
– Конечно, – кивнул он. – Что нам тут делать, на берегу? Сейчас вернемся в Дом Стражи, и ты нам расскажешь...
– Какой Дом Стражи, глупец? – перебила его Нуроса. – Скоро твоего Дома Стражи не станет. Сегодня последний день Аршмира. Ночью на развалинах города не останется ни одного живого человека. Только трупы.
– Что ты мелешь? – не понял Ларш. – Рехнулась?
Июми заглянула в полные отчаяния глаза Нуросы и сказала серьезно:
– Эта женщина не безумна. И она не лжет.
– Не лгу! – истово выдохнула Нуроса. – Я хочу жить! Слушайте, вы, трое! Я делаю вам царский подарок – жизнь. Я всё вам расскажу. Вы поймете, что из города надо бежать. А вы меня за это отпу́стите. У меня здесь спрятана лодка, и мы можем вчетвером...
– Еще я с лазутчиками не торговался! – возмутился Ларш. – Ведь ты – Шепот?
– Да, чтоб ты сдох, да! Какое это имеет значение? Город обречен! Помнишь вазу? Серебряные ручки – это рычажки. Кто-то их повернул, обозначил время, когда пробудится яйцо. Очень скоро... сегодня... из яйца вырвется сила, с которой не совладает никакая армия. И эта сила не успокоится, пока не смешает Аршмир в кровавый щебень.
Конечно, эта дрянь несла какой-то бред, но ей удалось встревожить Ларша. Да и спутницы его побледнели.
– Что за сила? – не удержался Ларш.
– Дитя воздуха, сила воздуха... Ученый умник, который делал вазу, сказал: воздушная элементаль. Вихрь без разума, с единственным чувством – яростью. Должен был уничтожить Тайверан, а вышло – Аршмир. Я видела однажды издали, как бушует такая тварь. Только та была огненная. Потом я ходила по спекшимся руинам, по пеплу...
Ларш встревожился окончательно. Врет Нуроса или не врет, а надо что-то делать. Например, утопить проклятую вазу в море. И пусть дядя потом Ларша хоть убьет...
Но спешить во дворец, волоча за собой отбивающуюся бабу...
Десятник огляделся – и увидел на краю деревушки покосившуюся хибару, явно нежилую.
– Авита, – спросил он, – ты можешь поработать над этой развалюхой?
– Да, командир! – отозвалась девушка с готовностью. Видимо, ее испугал рассказ Нуросы – и она рада была получить точный приказ и хоть что-то сделать.
– Какая хибара?! – Нуроса рванулась из рук Ларша. – Вы что, не поняли? Нашим жизням конец – вашим и моей!
– Июми, – обернулся Ларш к девочке, – обеги все дома и предупреди рыбачек, чтоб никто не совался к этой хижине, если не хотят иметь дело со стражей.
– С какой стражей, дурак? – прорычала Нуроса. – И страже конец, и рыбакам, и тебе!
Ларш не ответил. Июми умчалась выполнять приказ, а Ларш поволок отбивающуюся пленницу к кособокой хибаре.
Авита уже успела приладить на единственное окошко покосившиеся ставни. Ларш знал, что теперь эти ставни не выбить даже тараном.
Нуроса отбивалась, кусалась. Ларш втолкнул ее в хижину и держал снаружи дверь, пока Авита водила ладонями по косяку и порогу.
– Хорошо, – кивнул Ларш. – Теперь быстрее – во дворец. Может, еще успеем.
Трое из особого десятка поспешили прочь. Вслед им из хибары неслись завывания:
– Мертвецы! Вы все уже мертвецы!
«Врет, – успокаивал себя Ларш. – Врет, сука, придумала страшную сказку!»
* * *
А в это время во дворце лучи солнца, пролившись сквозь витражное окно, коснулись хрустального яйца. Скользнули вглубь, в голубой холодок.
Там, внутри, сдвинулись с места колкие веточки-трещинки. Словно зародыш дракона шевельнулся в яйце.
* * *
Сверчок лежал на плоской крыше сарая. Снизу, сквозь щели, пахло сеном. Парнишка забыл о том, что его могут увидеть, так он был увлечен зрелищем, что разворачивалось в нескольких шагах от сарая, словно на крыше театра.
У клетки с распахнутой дверцей стоял спиной к Сверчку широкоплечий господин в дорогом плаще. Рядом с ним – женщина, лицо закрыто вуалью. Верзила (судя по всему, охранник зверинца) докладывал господину:
– Мы тут прихватили одну девчушку, я ее запер пока в сторожке. Совсем молоденькая. И вроде как ее не скоро хватятся.
– Хорошо, – кивнул господин. – Может, выйдет что-то интересное, а то получаются сплошь шелудивые псы. Но я устал. Тащи сюда девчонку – и хватит с меня на сегодня, буду отдыхать.
– А мне прикажешь ждать? – послышался откуда-то слева возмущенный визгливый голос. – Может, велишь и меня в той сторожке запереть, а?