– Ты про такое слыхал? – строго спросил Фагрим Головастика.
Тот кивнул с несчастным видом.
И вдруг Фагрим расхохотался, да так весело и легко, как не смеялся уже несколько лет.
Головастик вскинул на него изумленный взгляд.
– Дом про-оклят, – сквозь хохот проговорил Фагрим. – И я про-оклят. Самое жилье для меня! Подходящее! Показывай дом, хитрец!
Как и подозревал Фагрим – разор и запустение. Даже ставни с окон сорваны. Наверняка соседи постарались.
– А вот пристройка, – потянул его за рукав Головастик. – У прежнего хозяина тут лаборатория была.
– Лаборатория – это хорошо. Это и я бы не отказался...
Про себя Фагрим прикидывал: расходы на ремонт будут не маленькие, но домик, возможно, удастся купить дешево, так на так и выйдет. Если человек умирает без наследников, дом отходит городу. Надо попросить десятника поговорить с Хранителем, они же родственники.
– А здесь – кухня! Я буду стряпать, меня кухарка учила! И на рынке покупать учила так, чтоб дешево!
«Дешево – это хорошо, – вздохнул про себя Фагрим. – Ты, малыш, и не представляешь себе, как нам придется на всем экономить. Вольную я тебе дам, но много ли тебе с нее будет радости? Отребье, пустое место. Далеко не пойдешь. Будешь для аптекарей в ступке зелья растирать, если повезет. А я хочу сделать из тебя лекаря. Но тут кличка не годится, нужно имя. Лекарь Головастик... смешно! Значит, как ни крути, придется мне тебя усыновлять. А это очень дорогая процедура. Да еще, помимо законных платежей, придется в разные лапы деньги совать... И это еще хорошо, что я из Семейства, а не из Рода. Был бы я знатен, с меня бы чиновники вообще сто шкур спустили. Чтоб знатный человек усыновлял мальчишку из Отребья, да как такое можно... Но все равно придется крепко раскошелиться. Ничего. Мне не привыкать гонять медяки по ладони. Во мне умер целитель – в тебе, малыш, он возродится».
Тут в бурьяне что-то зашуршало.
Головастик обернулся, вскрикнул, упал на колени, протянул перед собой руки.
Из бурьяна, дрожа от волнения, выглядывала маленькая остромордая собачка. Рыжая шерсть всклокочена, вся в репьях. Дернулась было бежать прочь... застыла... и с пронзительным визгом кинулась к Головастику, прыгнула на протянутые руки, принялась истово вылизывать мальчику лицо.
По щекам парнишки текли слезы, собачонка слизывала их.
– Пилюля, – бормотал мальчуган, – Пилюля моя... хорошая... нашлась, нашлась...
Наконец он опомнился, обернулся к новому хозяину, выдохнул умоляюще:
– Это Пилюля... она моя... можно мне ее... оставить?
Фагрим улыбнулся:
– Только если ты уверен, что это лохматое чудовище не растерзает в клочья моего Лопуха.
Пилюля счастливо тявкнула.
* * *
Легкие сумерки нависли над зверинцем. Тропинки меж клетками и вольерами опустели, зеваки разошлись по домам. Кто увлекся и забыл о времени, тому без обиды напомнили охранники: мол, пора тебе, добрый человек, на выход, на свой медяк ты уже насмотрелся на зверей, ворота закрываются...
А вот молодую, красивую, богато одетую даму никто не гнал. Она приходила в зверинец не впервые – и платила не медью, а серебром. Главный смотритель велел охранникам даму не торопить. Не хочет она в толпе толкаться, угодно ей вдоль клеток в одиночестве походить – пускай. Платит же! А насмотрится на зверушек – отпереть ей калитку без худого слова.
Сейчас дама стояла напротив просторного вольера с тигром, отделенного от тропинки с зеваками железным барьером. Днем тут ходит охранник, приглядывает, чтоб озорники не лезли к прутьям ограды и не швыряли в тигра всякой дрянью. Гордость зверинца, грозный красавец...
Сейчас тигр не ходил по вольеру, не ревел, не хлестал себя хвостом по бокам. Лежал, не сводя глаз с женщины. Она тоже глядела на него в упор. Отороченная мехом накидка распахнулась, не скрывая большой живот женщины.
Женщина говорила ровно и ласково:
– Не тревожься за меня, алмаз мой. У меня всё хорошо. И с твоим ребенком тоже будет всё в порядке. Зря ты так гневался в начале лета, когда узнал, что я открыла тайну нашего брака. Сам посуди: если бы я тогда промолчала, сейчас я была бы нищенкой. Или умерла бы с голоду. Разве с животом я смогла бы по-прежнему зарабатывать себе на жизнь? А ведь я по-прежнему нужна тебе, верно?
Верхняя губа тигра сморщилась, словно он хотел зарычать, но сдержался.
– Ты правильно понял меня тогда, – мягко, убедительно (и уже не в первый раз) сказала женщина. – Когда я нагнулась над тобой в клетке... Я вместо «сул» – «человек» шепнула «флул» – «дождись». Тихо, чтоб не услышал Ларш. Но ты расслышал, ты понял... Жди, алмаз мой! Я найду случай выручить тебя.
«Ларш наверняка слышал, – подумала женщина. – Но промолчал. И ему, и всем другим ты нужен – тигром. Если бы тогда я вернула тебе человеческий облик, все были бы в смятении. Ты же не бродяга, убивший прохожего! Как судить – тебя? Как казнить – тебя? Был бы скандал на весь Великий Грайан! Ты никому не нужен человеком – ни Клану, ни Хранителю, ни королю. А я... для меня ты был опасен. Я точно знаю: ты убил бы меня, как только перестал бы во мне нуждаться...»
– Твои родственники очень добры ко мне, – продолжала женщина. – Ты почти не оставил мне денег, но они позаботились о том, чтобы я могла достойно жить в твоем доме. На днях снова приезжал Мудрейший, не побоялся дальней дороги из столицы, чтобы проверить, всё ли у меня в порядке. Он так трогательно, хотя и строго говорил со мною о том, какая это честь – носить твоего ребенка. И как я должна не только поступками, и мыслями быть достойна этой чести.
«А потом, за ужином, – продолжила она про себя, – старик рассказал мне кое-что еще. Вроде без намека, вроде поддерживая застольную беседу... Оказывается, в Огненные Времена были два мага, умевшие превращать людей в зверей. И эти маги в своих трудах писали, что человеку опасно слишком долго носить звериную шкуру: он может потерять разум. Жаль, в тех трудах не сказано, сколько это – слишком долго».
– Надо выждать, пока меня перестанут подозревать, а потом я устрою тебе побег...
«Да, это тоже бы всех устроило – если бы ты вернулся сумасшедшим. Какой спрос с безумца, какой суд над ним? А я... о, какой заботливой, какой терпеливой супругой стала бы я для несчастного больного...»
– Не теряй надежды, алмаз мой. Я еще приду с хорошими вестями. Я люблю тебя.
«О да, я не лгу. Я люблю тебя. Самый страшный удар – тот, который наносит любовь. От него нет спасения...»
* * *
Ларш издали увидел, как открывается калитка, выпуская наружу изящную фигурку в голубом платье и отороченной мехом накидке.
Наверняка в зверинце всё в порядке. Но он всё же зайдет и убедится, что тигр в клетке.
У всех свои резоны для того, чтобы зверь оставался за решеткой. У короля, у дяди, у Клана Лебедя... наверняка и у женщины, что неспешно идет сейчас навстречу.
Но у Ларша есть и свои соображения. Своя месть.
Дождливая ночь... Условный стук когтистой лапы по ставням...
Да, изменник в десятке – это ужасно. Останься мерзавец жив, Ларш бы его выгнал.
Но разве забудешь первые дни в страже, когда опытный «краб» учил желторотого новичка тонкостям службы? Разве уйдет из памяти прошлогодний бой в пещере контрабандистов, где дрались бок о бок, прикрывая друг друга?
Да и потом, уже в особом десятке... есть что вспомнить, есть!
Пусть продажная шкура, а всё равно «лис». Свой. Ларш никому не даст безнаказанно убить своего. По закону, не по закону, а убийца пожалеет, что разинул пасть на особый десяток!..
Женщина тем временем поравнялась с Ларшем. Он учтиво и холодно поклонился ей и получил в ответ такой же холодный кивок.
Каждый пошел своей дорогой. Они не обменялись ни словом – а зачем? Им нечего было сказать друг другу.
Но думали оба об одном и том же.
О предательстве.
КОНЕЦ