Черт, отвлекся на них — и пропустил удар! Рука окрашивается кровью, клинок стихий падает на землю и сразу развеивается, потеряв контакт со мной. Стихиями я целенаправленно не стал защищаться. Я хотел честного боя с этой тварью, как бы глупо это не звучало. Слишком часто я стал полагаться на магию, пренебрегая физическими нагрузками, и раз уж выдался шанс проверить себя, я решил им воспользоваться.
Тьма с его клинка стремительно начала разъедать рану, стараясь проникнуть глубже в организм. Но благодать, которой сейчас наполнено мое тело, не позволила ей этого сделать. Стремительно уничтожая тьму, свет быстро зарастил рану, правда, оставив чувство легкого дискомфорта в руке.
Улыбаешься, гад, думаешь, сильно ранил? А вот фиг тебе, лови, фашист, гранату! Резко ускоряюсь и кидаюсь к нему. Можно было бы повторно создать стихийный клинок, но времени на это нет, да и желания, если честно. Я и с одним мечом порву его, как Тузик грелку!
Звон мечей слился с гудением воздуха. Мы стали двигаться настолько быстро, что одежда на мне начала тлеть. Но я продолжал ускоряться и только тогда заметил, что он уже не успевает за мной. Его атаки становились все реже, а те, что проходили, постоянно проваливались, и он просто ушел в глухую оборону. В конце концов, я ускорился так, что воздух вокруг меня взорвался вспышкой пламени, и резко остановившись, я замер чуть в стороне от него.
Дикий вопль боли донесся до меня, когда его руки, чисто срезанные по самые локти, упали на землю, а свет моего меча, подобно кислоте, стал разъедать его плоть, пробираясь в тело.
Медленно подхожу к нему, весь заляпанный как своей кровью, так и чужой. Все-таки этот гад смог пару раз меня достать. Взмах меча, и он падает на землю с отрубленными ногами. Вижу, как он пытается покинуть искалеченное тело, но я сковываю его внутри, не позволяя уйти. Муки, испытываемые этой тварью, целебным бальзамом ложились на мои раны. Ведь я знал, что все его ощущения разделяет та, кого я поклялся уничтожить.
Посмотрев ему в глаза, я поднял меч так, чтобы он мог его видеть.
— Жди, скоро я приду за тобой, и эти муки покажутся тебе легким недомоганием после того, что я сделаю с тобой.
Короткий взмах, вопль — и его тело лишается головы. После чего мой меч пробивает его грудь, подобно дикому зверю вгрызаясь в сущность пожирателя. Миг, и она истаивает черным туманом, что вырывается из тела.
Ко мне кидаются элементали, и мы молча стоим, обнявшись, посреди того, что раньше было площадью Святого Петра. Теперь это руины, засыпанные песком, по которым гуляет ветер.
Поднимаюсь высоко вверх, оглядывая то, что сделали стихии. Город мертв, города больше нет, и ничто теперь не напоминает о том, что когда-то тут кипела жизнь, стояли дома и росли деревья. Тьма, что приняли люди в себя, не оставила им шансов выжить. Жизнь вынесла приговор, а я, как палач, привел его в исполнение. Горько, что иного пути, кроме как сеять смерть, у меня нет. Я не мог быть везде, а значит, надо ускоряться. Пора всему миру узнать о нависшей беде и начать действовать. А я помогу, пока есть силы.
С неба рухнул огромный камень, что глубоко вошел в землю точно в центре некогда святой площади Петра. На нем огнем была высечена надпись: «Развалинами Ватикана удовлетворен. Громов».
А я, на прощанье еще раз обняв элементалей, но не слова им не говоря, настроился на Селену и шагнул в открывшийся портал. В голове крутилась песня про клен зеленый и кудрявый, и почему-то она несла мне успокоение. И вновь я по уже сложившейся традиции был едва не сбит с ног влетевшей в меня сестрой, что с ревом повисла у меня на шее.
— Как ты мог отправить меня сюда, а сам остаться там?! — кричала она сквозь слезы. — А если бы ты погиб? Если бы тебя поглотила тьма? О нас ты подумал?! Ненавижу тебя!!!
Сбоку ко мне прижалась Мирами, и я чувствовал, как от плача трясется ее тело.
Я посмотрел во встревоженные глаза Селены, на которых тоже еще не высохли слезы, на грустное лицо деда и Гонтуса..
— Простите меня, если сможете, — дрогнувшим голосом сказал я, поклонившись. — я сильно виноват перед вами, простите…
Мои губы обжег соленый от слез поцелуй жены, меня крепко обнял дед, а Александр сидел и улыбался мне, как родному. И от этого сердце защемило еще сильнее. И лишь хозяин дома смотрел на меня с радостью, да луч солнца, что проник в комнату незваным гостем, нежно прошелся по моему лицу, успокаивая и даря надежду, что все будет хорошо…
Глава 5
Заголовки мировых газет