Внутренним взглядом окидываю площадь, отмечая, где находятся артефакты, что вытягивают эфир. Незримо опутываю их нитями стихии огня. Смотрю на папу Римского, вижу довольную усмешку на его лице… Но она, впрочем, резко сменяется гримасой ужаса. Видимо, старый прожженный лис нутром почуял надвигающуюся опасность, сумев что-то разглядеть в моих глазах.
С оглушительным хлопком взрываются артефакты, находящиеся в зданиях по периметру площади. От взрыва строения разносит в клочья, убивая разлетающимися камнями всех, кто имел несчастье оказаться поблизости. И сразу туман, что заполняет площадь, мгновенно исчезает, открывая доступ небу, которое в гневе обрушивает на землю молнии, испепеляющие всех, до кого они дотягиваются. Мне кажется, что я слышу в отдалении полный ярости рев Марры и ее подруг, но они не вмешиваются. Элементали, покорные моей воле, будут ждать, пока я их не позову. Не теряя драгоценного времени, я разворачиваю над всем полем битвы прозрачный щит, сквозь который сюда не сможет никто проникнуть. От снятия блокировки с источника едва не теряю сознание. Голова сразу взрывается от истошных криков сестры и Мирами. По ним это ударило слабее, но они и не обладают такой силой, как я.
Ко мне тут же бросаются твари тьмы, но я безжалостно бью по ним нитями благодати, что растворяет их подобно кислоте. Иду дальше, и во все стороны от меня несутся потоки ослепительного света, поражая всех… Лишь главный зачинщик, виновник всех бед остаётся на ногах и пока в полном здравии. Едва сдерживаюсь, чтобы, создав мечи, не кинуться в рукопашную. Нет, люди должны сегодня увидеть силу веры, увидеть, что бывает с теми, кто впустил в себя тьму!
Так, приглашенные императоры, увы, уже всего лишь пустые оболочки, пожиратели полностью уничтожили их души. И с этим, я думаю, ещё предстоит немало проблем. Чувствую нацеленные на меня камеры, что снимают все происходящее, и, понимая это и стараясь не испортить все еще больше, делаю так, чтобы мои действия ни в коем случае не могли трактоваться как нападение.
Максимально медленно, сдерживаясь изо всех сил, я показательно уничтожаю тьму, чтобы всему миру было понятно, что на самом деле произошло на некогда Святой площади Петра…
— Ты — демон в обличье человека! Изыди! — пронзительно вопит Константин, багровея перекошенным лицом и суматошно размахивая огромным крестом. Исступленный горящий взор, белоснежные, развевающиеся на ветру одежды, не иначе, святой, вышедший на праведную битву с тьмой!
— Интересно, демон пытается изгнать бога. Куда катится этот мир? — несмотря на поглощающую меня боль, я нахожу в себе силы саркастически усмехнуться.
— Исчадие тьмы, ты не пройдешь! Святой меч Господень покарает тебя! — надрывая горло, продолжает играть он на публику. — Ничего ты мне не сделаешь, иначе быть войне! — шипит он вполголоса то, что предназначено только для моих ушей, криво усмехаясь углом рта.
Схватив его за грудки, я резко взлетаю вместе с ним в небо. И мой гневный глас разносится надо всей площадью и далеко за её пределами:
— Как смеешь ты, впустивший тьму в свою душу, взывать к Господу?! Как смеешь ты, ответственный за смерти множества людей, требовать жизни для себя?!!
Пробиваю ему рукой грудь и хватаю пожирателя, что оккупировал тело старого интригана, рывком вытаскиваю его наружу. Старик трясется, широко разинув рот в безмолвном крике. Но эфир жестко держит его в воздухе, не позволяя сорваться вниз. Держу мерзкий сгусток тьмы в руке так, чтобы все смогли хорошенько рассмотреть того, кто таился до этой поры в теле понтифика.
— Ты хотел править миром, глядя на него с высоты своей власти? — гремит мой голос над городом. — Так правь, я не буду тебе мешать, ты свободен. Но прежде — испытай все то, что ты принес людям!
Тугой комок боли, что сидел у меня внутри, по моей руке влетает в тело священника.
И он наконец разражается громким криком, рвущим перепонки, внушающим ужас. Яркая, алая кровь брызжет из его широко распахнутых глаз, струится изо рта. Вся его суть сотрясается в невыносимых муках.
— Пощади, — едва слышно шепчут его губы. Вся его спесь и самоуверенность испарились. В моих руках — жалкий, дряхлый человечишко, отчаянно цепляющийся за свою никчемную жизнь и жутко боящийся того, что ожидает его в посмертии.