— Ну что там такое?! — недовольно отозвалась она, нехотя отрываясь от меня. — Я же приказала — меня не беспокоить!!!
— Ваше Величество! — донесся из-за двери взволнованный голос секретаря. — Только что сообщили — Его Высочество Павел Александрович тяжело заболел. Придворный лейб — медик уже у него…
— Что?! — закричала Елена, тут же отпрянув от меня и дрожащими руками спешно приводя себя в порядок. После чего кинулась к двери и резко распахнула ее.
— Где он? В своих покоях? Влад?.. — беспомощно оглянулась она на меня.
— Конечно же, я с тобой, — успокаивающе сказал я, устремляясь за ней. По пути нас догнала Настя, и мы, окруженные охраной дворца, что всегда сопровождала Елену, едва не срываясь на бег, помчались к комнате цесаревича.
Через пять минут мы были уже возле его покоев, и Елена не задерживаясь ни на секунду, буквально влетела в раскрытые перед ней двери.
Павел лежал на кровати бледный, с заострившимися чертами лица, и очень тяжело дышал. При этом окруженный врачами, сиделками и еще кучей непонятно зачем толпившегося тут народа. В душной от такого количества людей комнате стоял страшный гомон, и понять, что происходит, сразу не получилось. Рявкнув так, что задребезжали стекла, Елена мгновенно очистила комнату, оставив лишь пару врачей, что не отходили от кровати наследника престола.
— Что с ним? — на Елену было страшно смотреть. Безумный взгляд матери, чей ребенок тяжело болен, был способен резать не хуже острейшего ножа.
— У вашего сына началось перестроение источника. Обычно это происходит намного позже, когда тело к этому готово, а тут аномалия какая — то. Что послужило толчком к этому, мы не знаем, но просто так такое не происходит. Его каналы находятся под огромнейшим напряжением и могут в любой момент не выдержать нагрузки. Вследствие этого может произойти их разрыв, и уничтожение не сформировавшегося ещё полностью источника…
— И? — не выдержала она, пристально глядя на врача, который взял паузу, не в силах произнести страшные слова.
— И это может привести не только к уничтожению эфирных каналов, но и всей кровеносной системы. Мы не можем вмешиваться в этот процесс. Прошу меня простить, Ваше Величество. Сейчас все зависит только от него. Если тело вашего сына не выдержит, он умрет.
— Если мой сын умрет, — зашипела Елена, сжимая кулаки, — вы не намного его переживете. Зачем мне лекари, которые в случае нужды не способны помочь?! Пошли все прочь отсюда!!! — сорвалась она в крик, склоняясь над сыном и меняя ему влажную повязку на лбу.
— Влад! — она резко обернулась ко мне и повалилась ко мне в ноги. — Спаси его!!! Я знаю, ты можешь! Проси чего хочешь!!! Если надо, я стану твоей рабыней, слугой, наложницей! Хочешь императорскую корону по праву крови — забирай! Я добровольно отрекусь в твою пользу. Только спаси его. Спаси моего сына!…
Из ее глаз текли жгучие слезы, на лице было написано такое горе, что я не выдержал и отвел взгляд. Глядя на лежавшего неподвижно Павла, я чувствовал, что его дыхание становится все тише. Его источник начал угасать, и, пытаясь продлить свое существование, стал тянуть жизненные силы из парня. Еще немного, и он умрет. Это я видел так же ясно, как и тени давно умерших людей, что находились в этой комнате.
Среди них были Романовы, причем, одного из них я видел на портрете совсем недавно. И именно он смотрел взглядом, полным ненависти и в то же время какой-то обреченности на моего предка, что стоял рядом со мной. Ведь и мои родичи тоже явились сюда, чтобы стать свидетелями мести за древние обиды. Они стояли за моей спиной, и я чувствовал спиной их испытующие взгляды. Казалось, они ведут между собой диалог, не слышный мне. Хотя, почему же не слышный — чуть напрягшись и посмотрев на все взглядом Нави, я услышал все, что говорилось в комнате.
… Да, виноваты! Но это же ребенок! Неужели в вас совсем не осталось чести, и вы променяете жажду мести на жизнь мальчика?
— А где была ваша честь, когда вы вырезали всех — от мала до велика? Вы думали о чести, незаслуженно уничтожая всех нас? Не вам об этом говорить!
— Сейчас есть шанс, наконец, закопать топор войны. Может, хватит жить лишь желанием отомстить?
— А что плохого в этом желании? Вы почти под корень вырезали нас, так почему бы и нам не отсечь ваш последний корень? Погибнет малец, и династия прервется. Но решать не нам. Мы лишь давно умершие, духи. Цену жизни надо спрашивать у мертвых, но сейчас пусть живой назначит цену за жизнь.
После этого призраки двух древних родов уставились на меня своими мертвыми глазами.
Вот он, мой шанс отомстить за их смерти. Мне даже делать ничего не придется. Еще пара минут, и Павла не спасет даже чудо. Род Громовых будет отомщен, и Романовы понесут заслуженное наказание за все, что с нами сотворили.