— Ваша племянница приехала к вам на каникулы?… Горный воздух пойдёт ей на пользу, а то она такая бледненькая.
Брассак вытянулся во весь рост. Он окинул взглядом старушку, потом молодого человека, и сказал:
— Не угадали, мамаша. Вы не знаете Брассака. Эта малышка только что потеряла свою мать, больше у неё никого нет, так что я её удочерил.
Затем он пустился в пространные речи, смысла которых я не помню, впрочем, он сам так и не закончил свою мысль. Коротышка опустил голову, давясь беззвучным смехом. Что до старушки, она удивлённо оглядывала мою ярко-красную блузку под меховым манто. Коротышка больше пить не хотел, но Брассак взял ещё два больших стакана вина, которые очень быстро осушил. Когда он говорил старушке «до свидания», то уже едва ворочал языком.
Как только мы вышли, он вдруг повернулся и пробормотал:
— Эй, мамаша! Дайте мне бутылку в дорогу… Малыш вам потом её вернёт.
Затем он устроился рядом с местом шофёра, а я села сзади. Машина была старой тряской розали. Я смотрела на дорогу, освещённую фарами, которая и состояла-то только из поворотов с большими деревьями по краям да глубоких оврагов. Время от времени Брассак прикладывался к бутылке и отрывался от неё, только чтобы выругаться, когда нас подкидывало вверх.
Когда мы подъехали к трогу[5], мужчина замедлил ход, остановился и сказал:
— Я оставлю вас здесь. Не хочу ломать машину.
Брассак ещё более заплетающимся языком спросил его, сколько он должен. Мужчина назвал цену. Брассак заплатил, и мы вышли. Стоя на обочине дороги, мы смотрели, как разворачивается машина. Когда она уже отъезжала, Брассак крикнул:
— Не забудь про бутылку… для мамаши.
Шофёр вылез из окна.
— Хорошо, месье Дюран!
Брассак стал бормотать под нос проклятия вдогонку машине, но красные фары уже исчезли за деревьями.
Ночь показалась мне ещё более тёмной. Одна я бы не сделала и шагу, но Брассак снова взял меня за руку и вытащил на тропинку. Земля была твёрдая, но я спотыкалась об ухабы и, чтобы не упасть, была вынуждена на каждом шагу цепляться за руку мужчины. Вскоре он остановился. Брассак отпустил мою руку, и по скрипу я догадалась, что он открыл деревянную калитку. В ту же секунду тихо заскулила собака, она принялась обнюхивать мои ноги. Брассак заворчал на неё, и собака отошла. Когда он закрыл калитку, мы снова пошли. Земля под ногами была ещё более каменистой. Иногда мне приходилось останавливаться, так сильно у меня болели ноги. Тогда Брассак обнял меня за талию, чтобы помочь идти, хотя и сам едва стоял на ногах. После нескольких шагов он с большим трудом заговорил:
— Тебе не кажется забавным, что я не такой, как все мужчины?
Через пару шагов он добавил:
— Хотя мне ведь тоже есть, чем… И я знаю, как им обращаться…
Он немного помедлил, а потом остановился и притянул меня к себе, пытаясь стащить с плеч манто.
— Чёрт побери, это желание меня никак не покидает!
Я сумела высвободиться, оттолкнув его от себя. Тогда он снова взял меня за руку и пробормотал:
— Прости меня, малышка… Понимаешь… Я немного выпил…
Не знаю, почему я его оттолкнула. Наверное, из-за усталости и из-за того, что я всё больше хотела спать. В тот момент я так и не поняла, зачем он извинился. Ему незачем было это делать. Ведь он уже заплатил.
Мы снова пошли. Ноги меня уже не несли. Если бы не ветер, гулявший меж деревьев, я бы растянулась прямо здесь, на склоне.
Вдали, перед нами, я заметила очень тонкую полоску света. Брассак её тоже увидел.
— По-видимому, — процедил он сквозь зубы, — моя старуха ещё не легла.
2
Мы остановились перед самым домом. Собака подошла к нам — я почувствовала её теплое дыхание на своих икрах. Секунду Брассак, казалось, колебался. Потом он велел собаке идти в будку, а сам открыл большую дверь. Свет меня ослепил. Я закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока мужчина не подтолкнул меня перед собой и не сказал заходить.
Я сделала несколько шагов. Дверь за мной с шумом захлопнулась. Мои глаза довольно быстро привыкли к свету, и первое, что меня поразило, это огромные размеры комнаты. Здесь я чувствовала себя ещё более потерянной, чем в темноте. Снаружи ничего не было видно, а здесь всё, что я видела, казалось мне слишком далёким.
Комната была прямоугольной формы, но углы оставались в тени. Не понимаю, почему, но сначала я принялась изучать каждый предмет, а потом уже взглянула на женщину, неподвижно стоявшую около плиты.