– Ему известно, что вы…
– Об этом знаешь только ты.
Гласс пожал плечами.
– Ты должен действовать осторожно, – сказал он Джону.
– В армейской разведке меня научили такому приему: вызвать огонь на себя, дабы противник мог быть обнаружен, – отвечал шпион, которому пришлось в свое время служить в армии.
– Если они достаточно сообразительны, то позволят тебе действовать только до тех пор, пока будут уверены, что они в состоянии контролировать твои действия и то, насколько далеко ты можешь зайти, – сказал Гласс.
Ветер несся над морем надгробных плит.
– Вы будете соблюдать осторожность? – спросил Джон.
– Фактически до тех пор, пока ты не допустишь ошибки, я буду в безопасности. А пока я в безопасности, у тебя есть шанс и мы сможем довести это дело до конца.
Джон склонился над каменными перилами между двумя колоннами. Вдали, за деревьями, текла река, за ней был город.
Ворона разрезала черной линией серое облачное небо.
– Никто не любит тебя, когда ты в нокауте. – Джон криво усмехнулся. – Мой наставник даже уехал из города.
– Ты знаешь, куда отправился Вудруфт? – спросил Гласс.
– Нет.
– Я тоже не знаю.
– Но на вашем уровне вы обязаны! Может… кто-нибудь в оперативном или Корн… вы и я…
– На самом деле это в порядке вещей, что они чего-то не знают про нас, – сказал Гласс. – Просто нынешняя дирекция старается держать центр в неведении настолько, насколько у них хватает смелости. Придерживаясь такой тактики, они могут, опираясь на свою силу, пытаться отхватить от бюджетных ассигнований кусок пожирнее.
– Мне не нравится этот постоянный контроль. Делай так. Думай то. Говори это.
– А кто сказал, что жизнь должна нравиться?
Джон посмотрел на ловкого и цепкого, как бульдог, человека:
– Как далеко они могут держать вас от проводимых операций?
– Они все еще продолжают надеяться на меня, – сказал Гласс. – Думают, что я положусь на свой здравый смысл и вернусь к пастве – как будто я стал в некотором смысле еретиком, согласившись возглавить ЦБТ и стараясь сделать его… Представь себе, у меня есть… там друзья. Возможности, о которых никто не догадывается.
– Почему директор Аллен был столь… уклончив, когда говорил об Ахмеде Нарале?
– Источники информации и методы работы, – сказал Гласс. – Считается, что мы должны охранять их от…
– Но почему такое отношение к Наралу? Так, будто бы его не существует и не существовало. Теперь Аллен утверждает, что Нарал мертв. По их предположению.
– Следовательно, теперь он мертв, – сказал Гласс. – Окончательно.
– Все как-то не так, прямо как в Бейруте в плохие старые дни, – заметил Джон.
– Почему ты сказал это?
– Вы живая легенда.
– Легенды врут.
– Вудруфт рассказывал мне про вас и Джерри Барбера.
Гласс, ничего не ответив, отвел взгляд в сторону.
– Бейрут был базой Нарала. Вудруфт был там. Так же, как и Аллен. Занимались ли они, занимался ли Аллен разработкой Нарала?
– Интересно, ты знаешь, куда идешь? Или просто стреляешь наобум?
– Я стреляю, куда только могу.
– Возможно, это неплохая идея.
Налетел пронизывающий порыв ветра.
– В те времена в Бейруте каждый из нас действовал сам по себе. Как это обычно бывает – делали одно, докладывали совсем другое. Я думаю, тебе это должно быть известно по собственному опыту. Я не сотрудничал с ними. Были только я и… Я и Джерри.
– Сенатор Хандельман вытащил этого Нарала, – сказал Джон. – Аллен начал плясать вокруг да около, сначала на слушаниях, потом с этим списком, который я добывал для Баумана…
– Да, я знаю про твой визит в спецподразделение.
– Хотел бы знать, что скрывается за убийством Нарала.
– Хотел бы знать, почему сенатора Хандельмана это так заботит, – ответил Гласс, и Джон отвел взгляд. – Полагаю, что это затея его помощника. Не того парня, которого ему назначил комитет, а этой дамочки Норс…
– Возможно, – сказал Джон.
– Надо бы это выяснить.
– Как мне это надоело. Наша работа никогда не была легкой. Существует два набора правил для шпионов дядюшки Сэма: за границей – одни, на территории Штатов – другие. Правила внутри этих правил. Границы между двумя мирами, в которых мы вынуждены существовать. Но переходить границы в этом городе, в этом деле…
– Границы стираются ради выгоды и силы.
– Моя работа…
– Твоя работа состоит в том, чтобы выяснить то, что необходимо, оставшись живым и сохранив существующую систему в безопасности.
– Мне не нравится выполнять разведывательные операции на Капитолийском холме, в сенате Соединенных Штатов.
– Полагаю, каждый из нас должен делать то, что мы должны делать. Ради всеобщего блага. Ради Фрэнка. Ради самих себя.
Реактивный лайнер прогрохотал над их головами.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал Джон.
– Какие у тебя планы? – спросил Гласс.
– Одно дело… одно маленькое дельце не дает мне покоя.
– Какое?
Джон покачал головой.
– Ничего существенного, – сказал он. – Это личное.
– Ты уверен, что сейчас время заниматься этим? – спросил Гласс.
Глава 24
На платформе станции метро у Центрального вокзала Джон бросил четвертак в телефон-автомат, набрал номер и теперь считал длинные гудки; девятнадцать, двадцать, двадцать один.
Трубку не брали.
В доме никого.
Ладно.
Его часы показывали 2:33, пятница, после полудня.
Часто бывает так, что вопрос жизни или смерти – это вопрос имеющегося у тебя в запасе времени.
Джон надеялся, что следившие за ним не расставили команду для наблюдения за станцией метро у Центрального вокзала. Такое массовое привлечение личного состава существовало только в Китае или СССР, когда в разгар «холодной войны» эти страны захлестнула шпиономания.
Однако они вполне могли поджидать его у машины. Джон специально оставил машину поближе к будке смотрителя, чтобы ее труднее было обыскать. Однако кто-нибудь, прикинувшись прогуливающимся бездельником, вполне мог миновать равнодушного студента, подрабатывавшего смотрителем, нагнуться, якобы для того, чтобы завязать шнурок, и незаметно прилепить магнитный радиомаячок на бампер.
Похоже, никто не обратил на Джона внимания, когда он проходил через Центральный вокзал. Громкоговоритель объявил о прибытии в 2:41 поезда из Бостона. Кажется, никто не слонялся без дела по стоянке. Слушатель подготовительных курсов Университета имени Джорджа Вашингтона был на месте в будке смотрителя. Он оторвался от учебника химии, мимоходом взглянул на проходившего Джона и тут же вернулся к закону Бойля.
Пыльный «форд» стоял на том самом месте, где его оставил Джон.
Пошарив рукой под бамперами «форда», Джон не нашел ничего, кроме грязи.
Это означало лишь то, что он ничего не нашел. Двери машины были заперты. Бардачок, где лежал, ожидая сильной руки, пистолет Фрэнка, – тоже.
Когда он выезжал с автостоянки Центрального вокзала, в зеркалах его машины была лишь пустая дорога. Проехал перекресток, на котором три дня назад пуля разнесла Фрэнку голову. На остановке автобуса толпились люди. Толстая женщина болтала по телефону-автомату, из которого Джон звонил в ЦРУ.
Джон непроизвольно сжал руль. Вперед. На желтый свет, меняя полосы движения, проехал пять кварталов на запад, нырнул в проезд, развернулся, еще раз развернулся.
Вроде никого.
Округ Колумбия незаметно перешел в штат Мэриленд. Единственным видимым отличием были таблички с названиями улиц, проносившиеся мимо окна машины. Это эпоха мегаполисов. Границы стираются ради выгоды и силы. Джон проезжал мимо торговых центров и заправочных станций. Крепость, окруженная акрами лужаек, выглядела как психиатрическая больница – пристанище для живых покойников. Закусочные. И снова бензозаправки.