— Ну, все, сынок, пошли!
Батбаяр вытаращил глаза.
— Мама! Да вы что? — дрожащим голосом спросил он.
Гэрэл еще раз оглядела тюки и сказала:
— Это все мы здесь оставим. — Взяв сына за руку, она решительно двинулась прочь.
— А как же наша юрта? — спросил, оборачиваясь, Батбаяр, и в его глазах блеснули слезы.
Гэрэл остановилась, словно наткнулась на стену, и, помедлив, ответила:
— Давай пока воду поищем. А если останемся в живых, то и кров для нас найдется.
Слова матери никак не укладывались в сознании Батбаяра, и он уперся, вырывая руку.
— Без юрты не пойду.
— Ничего, ничего, сынок. Бог даст, у нас не то что эта, настоящая белая юрта будет.
— Такая же как у нашего бэйсэ, с красным хольтроком?
— Как знать, может, и такая же. Ведь еще неизвестно, кем ты станешь, если мы до жилья доберемся благополучно.
— Нет, никогда у нас не будет такой юрты.
— Почему это?
— Никто ее нам не даст. Да заведись у нас такая, бэйсэ-гуай живо прибрал бы ее к рукам так же, как иноходца Довдон-гуая, — по-взрослому и как-то брюзгливо сказал Батбаяр. Гэрэл не нашла, что возразить.
— Ну да ладно, сынок, — сказала она и тронулась дальше.
Батбаяр шел за матерью, оглядывался на брошенные среди барханов тюки, и по его щекам скатывались слезы. Шли молча. Мальчик чувствовал: стоит заговорить и он не удержится, разревется. Гэрэл, оплакивая в душе юрту, собственность, которой она лишилась навсегда, молчала, крепилась, чтобы не причинять лишних страданий сыну. Она уходила все дальше, так ни разу и не обернувшись.
Батбаяр вспомнил о шапке из черной мерлушки, единственной по-настоящему ценной их вещи. «Не взяла мама шапку. Намерзнется в холода, опять у нее зубы болеть будут! Сама же не могла нахвалиться: какая мягкая, да какая теплая».
Теперь они шли налегке. На спину не давила тяжелая ноша, не тянула на каждом шагу назад. Ноги легко несли их вперед, и казалось, сил у них столько, что шутя одолеют они не один уртон. Наконец Гэрэл не выдержала и оглянулась. Отсюда тюки, лежавшие на приметном, розового цвета бархане, были едва различимы. Она вспомнила почему-то давнее нападение дунган. Тогда люди вот так же побросали где попало пожитки и бежали куда глаза глядят… Женщина долго стояла молча, разглядывая лежащую перед ней долину, затянутую голубоватой дымкой. Вспомнила мужа, который отправился разыскивать потерянный в суматохе табун лошадей бэйсэ, был схвачен дунганами и уже не вернулся. «Будь он сейчас жив-здоров, разве пришлось бы нам так мучиться… А Гомбо бэйсэ? Ведь это из-за его лошадей погиб муж, а он прогнал нас как собак. Сын-то ничего не знает. Когда отец пропал, ему и было-то всего три года. Ну да что теперь об этом вспоминать».
— Мам, а кто такой был Плешивый Зодов? — вдруг поинтересовался Батбаяр.
— Точно не знаю, сынок, — ответила Гэрэл. «До сих пор, оказывается, помнит, как кричала тогда хозяйка Норжиндэжид», — удивилась она и ласково, стараясь отвлечь сына от тяжелых воспоминаний, погладила его. Но мысли Батбаяра были заняты уже другим.
«Вот бы сейчас попасть с тем драконом в страну хана Хурмаста[3], — думал он. — Я бы там прежде всего кумыса напился…»
— Надо, надо нам отыскать хоть каплю воды, — простонала Гэрэл и вновь тронулась с места.
Увязая в песке, падая и тяжело поднимаясь, они брели меж барханов, но воды здесь не было и в помине. Зашло солнце, и закат выкрасил полнеба в алые и багровые цвета, будто природа перед наступлением темноты спешила показаться им во всей своей красе. Всю ночь они пролежали пластом, и хотя уже не так ныли натруженные ноги, исчезла резь в глазах, но в обезвоженных их телах слишком медленно восстанавливались силы. Едва рассвело, они отправились дальше и вскоре перевалили последнюю гряду барханов, за которой снова лежала бескрайняя, до самого горизонта, долина. Теперь даже тот небольшой тюк, что несла Гэрэл, стал ей в тягость. Батбаяр, задыхаясь, хватал воздух широко открытым ртом и все чаще спотыкался.
— Как ты, сынок? — спросила Гэрэл, а мальчик молча, словно у него не осталось сил на то, чтобы говорить, повел на нее потускневшими глазами и рухнул на землю. Мать, решив, что сын умирает, в полуобморочном состоянии опустилась подле него. Но Батбаяр шевельнулся и стал подниматься.
3