Но уже в следующий момент треснул еще один кусок холста. Машина тотчас сбросила высоту и повернула туда, откуда я только что прилетела. В отчаянии я резко дернула хвостовой руль. Увы, рычаг с треском надломился. Одна его часть осталась в моей руке, а сам руль тотчас опустился вниз, словно хвост у побежденного соперником петуха. Машина начала стремительно терять высоту. Еще несколько мгновений, и я рухну прямо в гущу солдат. Оставалось лишь надеяться на то, что при падении нескольких из них я заберу с собой на тот свет.
А еще во мне заговорило тщеславие, и я молила бога, чтобы при ударе о землю мое тело не разлетелось на кровавые ошметки, а осталось бы цело.
Как и в самые первые мгновения, когда я только-только взмыла в воздух, время вновь словно остановилось, и я смогла разглядеть даже самые незначительные детали. Затем мне показалось, что вдалеке кто-то протрубил в рог, как будто давая сигнал к атаке. Странно, подумалось мне, потому что звук этот донесся не со стороны замка, а со стороны леса. В следующий момент, сверкнув на солнце серебром, из ворот замка выехала роскошная колесница, запряженная парой вороных коней, на которой стояли двое темноволосых мужчин. Прикрепленные к колесам косы крутились с бешеной скоростью и громко пели победную песнь смерти. Но что еще более странно, нарисованная армия, которую мы с товарищами утром разместили среди деревьев, неожиданно ожила, и десятки солдат, пеших и конных, высыпали на поле, причем, с первого взгляда было видно, что численное преимущество на их стороне.
Увидев их, я улыбнулась и даже на мгновение забыла и про боль в ноге, и про страх неминуемой смерти. Здесь нечему радоваться, это просто разыгралось воображение, сказала я себе, спокойно наблюдая за тем, как земля с бешеной скоростью несется на меня. И все же я уйду из этой жизни счастливой, зная, что, по крайней мере, в моем воображении Леонардо победил, а мой отец получил свободу.
А потом, когда из темноты я вновь вынырну на свет, Константин наверняка будет меня ждать рядом со своим отцом, сияя гордой улыбкой, и встретит с распростертыми объятьями.
Глава 24
Наука — командир, практика — солдаты.
К своему великому удивлению я не разбилась насмерть.
Вместо этого, придя спустя какое-то время в себя, я обнаружила, что лежу на мягкой подстилке в одной из повозок, завернутая в отцовский плащ. Надо мной склонился мой друг Витторио. Лицо его было хмурым.
По зеленому своду над его головой я сделала вывод, что мы находимся все в том же лагере, в котором подмастерья провели ночь накануне. До меня больше не долетали крики солдат, звон оружия и лошадиное ржание. Сегодня шепот ветерка заглушала лишь веселая песня жаворонка и голоса подмастерьев, когда те переговаривались друг с другом, собирая по поручению мастера части декораций.
— Ты жив, — произнес Витторио с видимым облегчением, и с еще большим чувством добавил. — И главное, вовремя. Мне вот уже целый час, как хочется справить малую нужду, но мастер поручил мне следить за тобой, пока ты не проснешься или же, наоборот, предпочтешь покинуть нас и отойти в мир иной.
Я не была уверена, к чему он произнес последние слова — то ли для того, чтобы меня взбодрить, либо, наоборот, предупредить, что мои шансы выжить крайне малы. Разумеется, я склонялась к первому и потому, косо на него посмотрев, нашла в себе силы ответить:
— Не волнуйся, тебе не придется шить для меня саван. Я сделаю все для того, чтобы остаться в этом мире. Так что иди, справляй свою нужду с моего благословения.
Витторио тотчас же бросился к ближайшему дереву. Я же осторожно попыталась определить тяжесть собственного состояния. Несмотря на мои смелые заверения, дыхание давалось мне с большим трудом, нежели мне хотелось бы, и главное, при каждом вздохе нещадно болели ребра. Затем я потрогала голову — оказалось, что та перевязана, а на повязке запеклась кровь. Но по-настоящему я испугалась, когда обнаружила, что кто-то отрезал штанину моих лосин, чтобы наложить мне на бедро повязку.
К этому моменту, поправляя на ходу тунику, ко мне вернулся Витторио. Я жестом поманила его подойти ближе и указала на перевязанную ногу.
— Кто это сделал? — спросила я дрожащим голосом, отлично понимая, что всего один взмах ножниц мог открыть взору присутствовавших при перевязке некий мой телесный недостаток. Витторио хихикнул.